Этичный убийца

– Они позволяют узнать, сколько нужно фотокопировальной бумаги, чтобы убить пятьдесят процентов подопытных организмов, – повторил Мелфорд. – Пойми, эти эксперименты уже давно не имеют никакой реальной цели. Возможно, когда-то они и давали некий осмысленный результат, который, впрочем, все равно не мог оправдать подобной жестокости, но, по крайней мере, имел какую-то практическую ценность. Но теперь их проводят только потому, что так положено. Это стандартные исследования, их цель – дать страховым компаниям данные, позволяющие оценить надежность продукта и составить соответствующую документацию. Если отказаться от исследований, какой-нибудь юрист может подать иск, заявив, что компания-производитель не провела все необходимые проверки. Короче говоря, миллионы и миллионы животных мучат и убивают каждый год просто потому, что так принято.

– Я не верю, – возразила Дезире.

Я в тот день уже произносил эту фразу – когда смотрел на свиней и слушал Мелфорда, который объяснял мне, как их содержат, почему и какое воздействие это оказывает на них самих и на людей, которые едят их мясо. Я тогда тоже ему не поверил, хотя видел все собственными глазами.

– Ты уж поверь, – ответил Мелфорд. – Лемюэл, смотри-ка, нам повезло: тут и видеозаписи есть.

И пока Дезире фотографировала, мы с Мелфордом принялись запихивать видеокассеты в сумку. Затем мы погасили свет и покинули лабораторию. Мелфорд взглянул на часы:

– Конечно, не стоит испытывать судьбу. К тому же я не хочу, чтобы Лемюэл опоздал на встречу со своим боссом и превратился в тыкву. Но почему бы нам не заглянуть еще в одну лабораторию? Лично меня очень интересует лаборатория номер два: я о ней кое-что слышал.

Мы двинулись вслед за ним по коридору за угол и оказались возле следующей двери, из-за которой доносилось сдавленное поскуливание. Запах был почти такой же, как в предыдущей лаборатории. Когда Мелфорд включил свет, мы увидели, что комната доверху заставлена клетками, в каждой из которых сидела собака. Клетки стояли одна на другой в два или три ряда; между ними лежали тонкие листы фанеры, но толку от них было немного, так что экскременты животных из верхних клеток падали в нижние.

Собаки лежали, опустив морды на лапы, и следили за нами большими карими глазами. Несколько собак настороженно тявкнули, где-то в дальней части комнаты одна из них заскулила.

Мелфорд взялся за осмотр лаборатории и через некоторое время обнаружил желанный планшет.

– Только не это, – выдохнул он. – Через пару дней на них начнут проводить исследования ЛД-пятьдесят на пестициды. Обезьяны уже умерли наполовину, а этих ребят еще можно было бы спасти: они совершенно здоровы. Но мы, к сожалению, ничего не можем сделать. Это самое тяжелое в нашем деле. Если мы попытаемся их освободить, нас схватят, а собак посадят обратно в клетки. Все, что мы можем сделать, – это сфотографировать, собрать документы, передать улики в хорошие руки и дожидаться лучшего дня.

– А где они взяли всех этих собак? – спросила Дезире.

– Ну во-первых, многие приюты для бездомных животных заключают сделки с подобными заведениями. Они отправляют сюда пропавших животных, за которыми никто не пришел. Но помимо этого, лаборатории заключают незаконные сделки с похитителями животных. Эти ребята воруют чужих зверей и продают их в такие вот заведения по пятидесяти баксов за голову. Человек без чести и совести может очень неплохо на этом заработать.

Дезире опустила фотоаппарат.

– Мелфорд, мы не можем бросить их здесь. Если бы мы попробовали выпустить их в лес, у них, по крайней мере, был бы шанс.

– Мы не можем этого сделать, – ответил он. – Мы не можем вывести отсюда двадцать или тридцать собак так, чтобы охранники ничего не заметили.

– Как хочешь, а я их не оставлю, – ответила она.

– Нет, оставишь, – возразил Мелфорд. – Если мы все вместе загремим в тюрьму, это никого не спасет. Если хочешь идти этой дорогой – научись держать себя в руках. Нельзя же взрывать каждый «Макдональдс», мимо которого проезжаешь. Нельзя освободить всех животных, которые страдают на животноводческих фабриках. Я понимаю, тебе бы очень хотелось так сделать, но это невозможно. Иногда мысль об этом просто сводит с ума. Возникает чувство, что все, что ты делаешь, – сизифов труд. Но ведь битва идет не за текущий момент, не за одну секунду, не за год и даже не за десять лет – победа ждет нас в лучшем случае через несколько поколений. Поэтому приходится делать выбор. Мы делаем все, что можем, стараясь при этом не потерять свободу и возможность бороться дальше, постепенно разрушая систему. А если нас арестуют и собак снова посадят в клетки – никому от этого лучше не станет.

– Но ведь мы берем на себя право решать, кому следует жить, а кому умереть. Не значит ли это, что мы поступаем так же аморально, как люди, которые поставляют сюда животных?

– Нет, – отвечал Мелфорд. – Ведь это они привозят сюда животных, а не мы. А мы делаем все, что от нас зависит. В данном случае – собираем улики.

– Хорошо, – сказал я. – Тогда мы заберем хотя бы одну собаку. Ведь одну-то мы можем взять, правда?