Этика

Что нужно заметить о стыде, то легко понять из того, что мы сказали о милосердии и раскаянии. Я прибавлю только то, что подобно состраданию и стыд, хотя и не есть добродетель, все– таки есть добро, так как он показывает, что у человека, чувствующего стыд, есть пожелание жить честно; все равно как боль, которая называется добром постольку, поскольку показывает, что поврежденная часть еще не сгнила. Поэтому хотя человек, стыдящийся какого-нибудь проступка, действительно печален, однако он совершеннее того бесстыдного человека, который не имеет никакого пожелания жить честно.

Вот то, что я хотел заметить об аффектах радости и печали. Что же касается пожеланий, то они бывают добром или злом, судя по тому, происходят ли они из добрых или дурных аффектов. Но на самом деле все они, поскольку возникают в нас из аффектов, которые суть страсти, слепы (как это легко понять из того, что мы сказали в схолии пол. 44 этой части), и они были бы без всякого употребления, если бы людей легко было довести до того, чтобы они жили только по предписаниям разума, как я в немногих словах покажу.

ПОЛОЖЕНИЕ LIX

Ко всем действиям, к которыми мы определяемся аффектом, составляющим страсть, мы можем определяться также и без него, одним разумом.

Доказательство

Действовать по разуму – значит не что иное (по пол. 3 и опр. 2 части 3), как делать то, что вытекает из необходимости нашей природы, рассматриваемой сама в себе. Но печаль есть зло постольку, поскольку она уменьшает или задерживает эту способность к деятельности (по пол. 41 этой части). Следовательно, этот аффект не может определить нас ни к какому действию, которого мы не могли бы сделать, если бы руководились разумом. Кроме того, радость лишь постольку есть зло, поскольку она препятствует тому, чтобы человек был способен к деятельности (по пол. 41 и 43 этой части); а поэтому мы и тут не можем определяться ни к какому действию, какого мы не могли бы сделать, если бы руководствовались разумом. Наконец, поскольку радость есть добро, постольку она согласна с разумом (ибо она состоит в том, что усиливается или поддерживается способность деятельности человека), и бывает страстью, лишь поскольку способность к деятельности человека не увеличивается до такой степени, чтобы он вполне понимал себя и свои действия (по пол. 3 части 3 с его схол.). Поэтому если бы человек, испытывающий радость, доходил до такого совершенства, чтоб мог вполне понимать себя и свои действия, то он был бы способен и даже еще способнее к таким действиям, к которым он определяется уже аффектами, составляющими страсти. Но все аффекты относятся к радости, печали или пожеланию (см. объяснение 4 опр. афф.), а пожелание (по 1 опр. афф.) есть не что иное, как само стремление к деятельности. Следовательно, ко всем действиям, к которым мы определяемся аффектом, составляющим страсть, мы можем определяться и без него, одним только разумом, – что и требовалось доказать.

Иначе

Всякое действие называется плохим постольку, поскольку оно возникает из того, что мы испытываем ненависть или какой-нибудь другой дурной аффект (по короля, пол. 45 этой части). Но никакое действие не может быть ни хорошим, ни плохим, если его рассматривать само в себе (как мы показали в предисловии к этой части), но одно и то же действие бывает то хорошим, то дурным. Следовательно, к тому же самому действию, которое теперь плохо или которое вытекает из какого-нибудь дурного аффекта, мы можем быть приведены и разумом (по пол. 19 этой части), – что и требовалось доказать.

Схолия

Это лучше можно пояснить примером. Например, действие нанесения удара, рассматриваемое как физическое действие, когда мы обращаем внимание только на то, что человек поднимает руку, сжимает кулак и сообщает всей руке быстрое движение вниз, есть хорошее действие, которое объясняется устройством человеческого тела. Таким образом, если человек, движимый гневом или ненавистью, определяется к сжатию кулака или к движению руки, то это, как мы показали во второй части, происходит от того, что одно и то же действие может соединяться со всякими образами вещей; поэтому мы можем определяться к одному и тому же действию образами как тех вещей, которые мы понимали смутно, так и тех, которые представляем ясно и отчетливо. Из этого следует, что всякое пожелание, происходящее из аффекта, составляющего страсть, не имело бы никакого употребления, если бы люди могли руководствоваться разумом. Посмотрим теперь, почему пожелание, происходящее из аффекта, составляющего страсть, мы называем слепым.

ПОЛОЖЕНИЕ LX