Читаем Этика и психология науки. Дополнительные главы курса истории и философии науки: учебное пособие полностью

Наконец, стоит упомянуть о том, что в широком смысле слова абсолютно все добросовестные учёные – тоже самоучки. В том смысле, что продолжают учить себя и коллег всю свою жизнь в науке. Имею в виду вовсе не периодические формальные повышения квалификации, разные формы постдипломного образования, которые имеют место в российской высшей школе; аналогичные им стажировки, поездки за опытом в разные центры науки и образования. Всё это – дело небесполезное, но скорее для практиков (врачей, военных и т. п.). Для учёного поездки туда или сюда тоже как-то обогащают его видение своего предмета, живое общение с коллегами бывает всем нам очень полезно. Однако Интернет заметно сузил влияние «межвузовских конференций», разных прочих симпозиумов. С помощью электронной почты можно моментально обменяться мыслями с коллегами по всему свету. В «сухом остатке» остаётся тот поиск нужной информации для исследований, лекций, разных других проектов. Вот без такого пожизненного самообразования никакой учёный немыслим. И начинается оно ещё на студенческой скамье. Лекциями и учебниками бывают «сыты» одни посредственности, которым не стать исследователями. Получив от талантливого преподавателя личностно-эмоциональный заряд, будущий учёный сам читает, лазит по Интернету, выспрашивает однокашников о том или ином сюжете. Вот тут-то и начинается его настоящее – внутреннее, а не формальное образование. Но в строгом смысле слова дипломированного специалиста самоучкой не назовёшь.

Сюжет о самоучках как таковых относится скорее к истории науки, нежели к её нынешнему или будущему состояниям. Теперь эта тема трансформируется вопросами о добровольных помощниках учёных, так сказать волонтёрах научного знания; о популяризации научных знаний среди широкой публики; о том, как отдельные специалисты вдруг без видимой причины круто меняют направление своего научного поиска, даже переходят из одной дисциплины в другую. Эти вопросы мы затронем в дальнейшем тексте пособия.

Профессионалы и любители

«Краеведы были в восторге. Разных крынок и прялок они собрали уже великое множество. А теперь… Теперь им попалось нечто выдающееся. Волчий приёмыш… Наконец-то что-то настоящее, что-то живое! О волчьем приёмыше можно даже в газету написать. Таким образом, из них, краеведов, могут когда-нибудь получиться настоящие учёные!

…Муфта понял, что краеведам невозможно что-либо объяснить… Краеведы заинтересованы в открытии чего-то необычайного, и теперь они считали: такое открытие было ими сделано».

Эно Рауд.Муфта, Полботинка и Моховая Борода.

Вариантом только что рассмотренного сюжета о самоучках является разделение учёных на профессионалов и любителей.

Не только в науке, но и в самых разных отраслях познания и практики есть такое деление. Профессионал, по определению, имеет специальное образование и получает за свою работу соответствующее вознаграждение, живёт за её счет. Любитель, он же по-латыни дилетант, изощрился в том же самом деле самостоятельно, занимается им бескорыстно, что называется «из любви к искусству». Конечно, кастовые учёные тоже любят свою работу, ощущают её романтику, многое в своём деле предпринимают вполне бескорыстно. А дилетантам порой что-то перепадает от их любительских увлечений – и некий прибыток, и толика общественного признания. Но сути намеченного разделения субъектов деятельности эти оговорки не меняют.

В общественном сознании устоялся стереотип похвалы профессионализму и осуждения дилетантизма. Призывы стать в своём деле «настоящим профессионалом» набили оскомину. Как и ирония по адресу чудаков вроде изобретателей вечного двигателя (блестящее изображение такого типа дано в «Сказках о тройке» братьев Стругацких). Например, видный русский востоковед Василий Михайлович Алексеев (1881–1951) относился к числу тех кастовых учёных, которые терпеть не могли дилетантов. «Всякие проявления любительства в науке, – вспоминали его коллеги, – не обеспеченные компетентностью суждения и писания, В.М. Алексеев ненавидел страстно и награждал самыми убийственными определениями:

«Дилетантство, популярщина – знамение сатаны, губящего науку»[58]. Под таким заключением готовы подписаться большинство дипломированных учёных.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука