Этика, или познай самого себя

(Рим. X, 2). То есть они имеют большое рвение и желание отличиться в том, что, они считают, угодно Богу; но, поскольку усердие их духа или рвение в этом обманывает, то намерение их — ложное, а сердечное видение не достаточно просто, чтобы стать ясновидением, т. е. предохранить себя от заблуждения. Поэтому Господь, внимательно рассматривая поступки согласно праведности или неправедности намерения, взывал к очам разума, т. е. к намерению простому и как бы не запятнанному грязью, чтобы достичь ясного видения, противоположного замутненному, говоря:

Если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло

(Мф. VI, 22). То есть если намерение твое будет правым, то и .все дела, из него проистекающие, будут достойны света, что и можно обнаружить даже в способе воздействия телесных вещей, т. е. они будут благими, и наоборот. Следовательно, намерение нужно называть благим не потому, что оно таковым кажется, но только в том случае, если оно таково, каким считается, если проясняет то, на что направлено, если есть вера не только в то, что это угодно Богу, но и, кроме того, что оно не сможет ввести в заблуждение. В противном случае даже и неверные совершали бы добрые, как и мы, поступки, потому что они, так же, как и мы, верят в то, что спасутся своими деяниями, т. е. что они угодны Богу.

О том, что грех — это то, что совершается вопреки сознанию

Но если кто-нибудь спросит, совершили ли гонители мучеников или Христа грех из-за того, что верили, будто это угодно Богу, или же они могли прекратить

^{note 135}

то, что, по их мнению, никоим образом не нужно было прекращать — тогда и греха нет. В самом деле, на основании того (как мы выше описали), что грех — это презрение Бога, т. е. согласие

^{note 136}

, на который, полагают, соглашаться не нужно,— мы не можем сказать, что они в том прегрешили, и грех есть не неведение его, даже не неверие, при котором никто не может спастись. Те, кто не ведают Христа и из-за того отталкивают христианскую веру, потому что верят, что она противна Богу,— разве в том презирали Бога, что делают ради Бога и оттого полагают, что делают благо? Особенно когда апостол сказал:

Если наше сердце не внушает нам, мы заслуживаем доверия у Бога

(Иоан. III, 21),— как если бы он имел в виду: когда мы не предчувствуем, что это против нашего сознания, то нам напрасно бояться, что станем виной виновными пред Богом. Или: если невежество таких людей меньше всего нужно вменять им в грех, то каким образом получается, что Господь сам молит за распинающих Его, говоря:

Отче! прости им, ибо не знают, что делают

(Лк. XXIII, 34), или Стефан, наставленный этим примером, молит за побивающих

^{note 137}

каменьями, говоря:

Господи, не вмени им греха сего

(Деян. VII, 60)? Кажется, что нет нужды в прощении того, чему не предшествует вина; и вот что обычно называется прощением: быть прощенным — ничто иное как отказ от кары, которую заслужила вина. Стефан, более того, говорил, очевидно, о том грехе, который был грехом по неведению.

Сколько способов выражения греха?

26

pseudo-athanasius. «quicumque»// enchiridion Symbolorum. Ed. H. Denzinger. Freibourg, 1965. P. 42.

Но чтобы мы полнее могли ответить на возражения, нужно знать, что слово

(потеп)

«грех» понимается по-разному. Собственно грехом, однако, называется презрение Бога, т. е., как мы выше сказали, согласие на зло. От него свободны малые дети и прирожденные идиоты — те, кто, будучи лишен разума, не имеют заслуг; ничто им не вменяется в грех, и они спасаются только лишь таинством причастия. Грехом называют также искупительную жертву за грех, относительно которой апостол говорит, что Иисус Христос взял на себя

^{note 138}

грех (2 Кор. V, 21). Грехом, или проклятьем, называют также кару за грех, относительно чего мы говорим, что грех отпущен, т. е. отпущены муки, и Господь Иисус Христос нес наши грехи, т. е. претерпел казнь за наши грехи, т. е. за их последствия. Но когда мы говорим, что и малые дети повинны в первородном грехе,— или что, по слову апостола, мы все согрешили в Адаме,— это все равно что сказать, что происхождение нашего греха либо приговор по нему были предопределены его прегрешением. Сами же греховные поступки или то, чего мы не знаем, либо должным образом не жаждем, мы никоим образом не называем грехами. В самом деле: что означает совершить грех, кроме как претворить результат первородного греха? И не удивительно, потому что — наоборот — мы называем прегрешениями сами деяния, о чем у Афанасия:

И те,—

говорит он,—

кто представит причину собственных поступков, и те, кто действовал во благо, отойдут в жизнь вечную, а кто во зло,— в вечный огонь

26