Режим чистой свободы – либертарианское общество – может быть описан как общество, в котором никакие титулы собственности не «распределяются», в котором, иначе говоря, собственность ни одного человека на свою личность не ставится под сомнение, не нарушается и не подвергается вмешательству со стороны кого-либо еще. Однако это означает, что абсолютной свободой, в социальном смысле, может пользоваться не только изолированный Крузо, но любой человек в любом обществе, независимо от того, насколько оно сложное или развитое. Дело в том, что каждый человек обладает абсолютной свободой – чистой свободой, – если, подобно Крузо, его «естественно» присвоенная собственность (на свою личность и на материальные блага) является свободной от посягательства либо пренебрежения со стороны другого человека. И, разумеется, находясь в обществе со свободными обменами, каждый человек может обладать абсолютной свободой не в крузоподобной изоляции, а в условиях цивилизации, гармонии, коммуникабельности и гораздо большей продуктивности посредством обменов собственностью с другими людьми. Тогда абсолютная свобода не должна утрачиваться, как цена, которую мы должны уплатить за появление цивилизации; люди рождаются свободными и никогда не сталкиваются с необходимостью быть в цепях. Человек может добиться вольности и изобилия, свободы и цивилизации.
Эта истина будет сокрыта, если мы станем настаивать на путанице между «вольностью» или «свободой» и мощью. Мы уже видели абсурдность утверждения о том, что человек не имеет свободы воли, потому что не обладает мощью, чтобы нарушить законы своей природы – потому что не может перепрыгнуть океан за один прыжок. Столь же абсурдно утверждать, что человек не является «подлинно» свободным в свободном обществе, потому что в таком обществе ни один человек не «свободен» совершить агрессию против другого человека или захватить его собственность. Здесь, вновь, критик по сути имеет дело не со свободой, а с мощью; в свободном обществе ни одному человеку не будет позволено (или никто не позволит самому себе) захватывать собственность другого. Это означало бы, что мощь его действий будет ограничена; так же, как мощь человека всегда ограничена его природой; это не означало бы какого-либо урезания свободы. Дело в том, что если мы определим свободу, вновь, как отсутствие вмешательства со стороны другого человека в личность каждого человека или в его собственность, тогда можно будет наконец проститься с фатальным смешением свободы и мощи. Тогда мы ясно увидим, что так называемая «свобода воровать или нападать» – иначе говоря, совершать агрессию – является вовсе не состоянием свободы, поскольку это допускало бы, что кто-либо, жертва нападения, будет лишен права на личность и собственность – иначе говоря, его свобода будет нарушена. Тогда мощь каждого человека необходимым образом ограничена фактами человеческого существования, природой человека и его мира; однако это является одной из великолепных особенностей человеческого существования, что каждый индивид может быть абсолютно свободным, даже в мире со сложными взаимодействиями и обменом. По-прежнему остается верным, что мощь любого человека действовать и делать и потреблять гораздо больше в таком мире со сложным взаимодействием, чем она может быть в примитивном обществе или обществе Крузо.