Отрицая связь нравственности с религией и метафизикой, П. А. хотел обосновать этику на чисто-естественных основах и стремился доказать, что только оставаясь в мире действительности, можно найти силу для истинно-нравственной жизни. Вместе с поэтом, Кропоткин, своей „Этикой” дает человеку как-бы свой последний завет:
Очень многие ожидают, что „Этика“ Кропоткина будет какой-то особой „революционной” этикой или „анархической” и т. п. Когда на эту тему приходилось говорить с самим П. А-чем, то он всегда отвечал, что его намерение написать чисто человеческую этику (иногда он употреблял выражение „реалистическую”).
Он не признавал никаких отдельных этик, а считал, что этика должна быть едина и должна быть одинакова для всех людей. Когда ему указывали на то, что в современном обществе, разделенном на классы и касты, враждующие между собою, не может быть единой этики, он говорил, что всякая „буржуазная“ или „ пролетарская “ этика, в конце-концов, покоится на общем основании, на общем этнологическом фундаменте, который иногда в очень сильной степени влияет на принципы классовой или групповой морали. Он указывал, что все мы, к какому бы классу или партии не принадлежали, прежде всего люди и являемся частью общего животного вида человека. Род homo sapiens от самого наикультурного европейца до бушмена, и от самого раффинированного „буржуа” до последнего „пролетария”, несмотря на все различия, представляет одно логическое целое. И в своих построениях будущего общества Кропоткин мыслил просто людей — без той накипи социальной табели о рангах, которая густым слоем насела на всех нас за время длинной исторической жизни человечества.
Этическое учение Кропоткина можно охарактеризовать как учение братства, хотя слово „братство” почти не встречается в книге Кропоткина. П. А. не любил употреблять слово братство, а заменял его солидарностью. Солидарность, по его мнению, представляет нечто более реальное, чем братство. В доказательство своей мысли он указывал иногда, что часто братья враждуют друг с другом, ненавидят друг друга и доходят даже до убийства. По библейской легенде история человеческого рода начинается именно с братоубийства. Понятие же солидарности выражает физическое и органическое отношение между элементами каждого живого существа, а в мире моральных отношений солидарность выражается в сочувствии, взаимной помощи и сострадании. Солидарность согласуется со свободой и равенством, причем солидарность и равенство являются необходимыми условиями социальной справедливости. Отсюда этическая формула Кропоткина: „без равенства нет справедливости, а без справедливости нет нравственности”.
Конечно, этика Кропоткина не разрешает всех моральных проблем, волнующих современное человечество (да и вряд-ли они когда нибудь и будут разрешены полностью, так как с каждым новым поколением моральная проблема, оставаясь одной и той же в своей сущности, принимает новые аспекты и порождает новые вопросы). Кропоткин в своей „Этике” лишь намечает пути и предлагает свое решение этической проблемы. Его труд — это лишь попытка революционера-анархиста и ученого естествоиспытателя дать ответ на мучительный вопрос: почему я должен жить нравственной жизнью? Очень жалко, что смерть помешала П. А-чу написать в законченном виде вторую часть своего труда, в которой он намеревался изложить основы естественной и реалистической этики и дать свое этическое credo.
Для нас, Кропоткин с его поисками реалистического обоснования этики является вещим разведчиком в сложном мире моральных отношений. Для всех, стремящихся к достижению обетованной земли свободы и справедливости, но еще обреченных на глубокие боли безуспешных блужданий в мире насилия и вражды, Кропоткин — одна из незыблемых и путеводных вех. Он указывает пути к новой этике, к морали будущего, которая не будет знать безнравственного деления людей на „господ” и „рабов“, на „правителей” и „подвластных”, а явится выражением вольного коллективного сотрудничества всех на общую пользу, которое только одно даст возможность установить на земле не призрачное, а действительное царство братского труда и свободы.