Этика. Учебно-методическое пособие

53 Лотман Ю.М. О семиотике понятий «стыд» и «страх» в механизме культуры // Тезисы

докладов IV Летней школы по вторичным моделирующим системам, 17-24 авг. 1970 г. –

Тарту, 1970. – С.98-101.

54 Декарт Р. Сочинения. В 2-х томах. – М., 1989.

46

происхождении человеческого рода от одной пары, об ангеле-искусителе и

грехопадении.

По мнению Э. Фромма55, в библейском мифе об изгнании из рая

отображена фундаментальная связь между человеком и свободой. Этот миф

отождествляет начало человеческой истории с актом выбора. Мужчина и

женщина живут в садах Эдема в полной гармонии друг с другом и с природой,

где не существует выбора, свободы, даже размышления ни к чему. Человеку

запрещено вкушать от древа познания добра и зла. Он нарушает этот запрет,

тем самым лишая себя гармонии с природой, частью которой он является.

Нарушив установленный Богом запрет, он освободился от принуждения,

возвысился от бессознательного предчеловеческого существования до

человеческого. Нарушение запрета является актом свободы. Таким образом, акт

неподчинения прямо связывается с началом мышления. Став индивидом,

человек превращается в разумное существо. Обособившись от природы,

отделившись от другого человеческого существования, человек видит себя

нагим, и испытывает стыд. Он одинок и свободен, но беспомощен и подвержен

страху.

В разных культурах чувство страха обретает различные формы.

О. Шпенглер писал: «Из души всего первобытного человечества, а,

следовательно, и раннего детства, возникает побуждение заклинать, понуждать,

смирять – «познавать» – элемент чуждых сил, которые неумолимо

присутствуют во всем протяженном, в пространстве и через пространство. В

конечном счете, это одно и то же. Познать Бога в мистике ранних эпох –

значит, его заклинать, расположить в себе, внутренне себе приобщить»56. По

мнению О. Шпенглера, начинает действовать чувство себя и чувство мира.

Всякая культура, внутренняя и внешняя – есть только усиление такого

человеческого бытия. Смысл всякой настоящей – и внутренне необходимой

символики коренится в феномене смерти. Всякая символика проистекает из

страха. Она выражает защиту и является выражением страха в двойном

значении слова: ее язык форм говорит одновременно о враждебности и

благоговении.

Ф. Ницше заметил, что во всех человеческих культурах обнаруживается

метафизика страха: «В конце концов, любовь к ближнему является всегда чем-

то второстепенным, отчасти условным, произвольно-фантастическим по

сравнению со страхом перед ближним. Когда форма общины твердо

установлена и ограждена от внешних опасностей, появляются новые моральные

перспективы, созданные уже страхом перед ближним. Вся современная

моральная перспектива сводится к той оценке опасности как целого, которую

представляет собою какое-либо мнение, состояние аффектов, желание,

дарование: страх является и здесь родоначальником морали. Самосознание

общин, остов ее разбивается о те высшие и сильные склонности, которые,

прорываясь внезапно, выносят индивида далеко за пределы золотой середины и

55 Фромм Э. Бегство от свободы. – М., 1990.

56 Шпенглер О. Закат Европы. – М., 1993. – С.105.

47

возносят его высоко над уровнем стадного сознания. Поэтому именно эти

склонности община клеймит и порочит особенно охотно. Высокая, независимая

интеллектуальность, жажда одиночества, кружит ум, внушает ей страх. Все, что

поднимает индивида над уровнем стада и внушает ближнему страх, называется

теперь злом, скромный, уживчивый, приспособляющийся нрав, средняя

интенсивность страстей находится в моральном почете. Существуют такие

моменты дряблости и изнеженности в истории общества, когда оно берет под

свою защиту даже вредящего ему преступника, и делает это совершенно

серьезно и искренно. Наказание кажется ему в чем-нибудь да несправедливым,

само представление о «наказании» и «необходимость наказывать» причиняет

ему боль и страх»57. Уже в патриархальных, языческих культурах

обнаруживаются культы страха. Древние мистерии предлагают людям изведать

ужас символических событий прошлого. Тяга к страху обнаруживается и в

христианстве. Понятие грехопадения вызвало к жизни многочисленные

варианты исторических описаний и всемирных перспектив от «Града Божия»

Августина Блаженного58 через Отто Фрейзинга до современных теологов.

Христианство стремилось разбудить в человеке страх перед собственными

прегрешениями, оно создало особую культуру покаяния. Христианин пытается

впустить в собственное сознание эсхатологические образы, так как рай

обретает смысл только на фоне ада. В эпоху романтизма также было приковано

внимание к «темной» стороне души. Целая эпоха тяготела к мучительным,

сатанинским образам, которые открывали человеку запретные зоны страха.