Этика войны в странах православной культуры

Представления о воинской службе формировались и в самой армейской среде. Более того, они могли передаваться из поколения в поколение в семьях потомственных военных. Этой социальной группе было посвящено несколько разделов «Кодекса Феодосия», где, в частности, упоминается, что сыновья ветеранов в обязательном порядке подлежали призыву в армию (CTh. VII. 1. 11; 22. 7). В военном трактате «Стратегикон», авторство которого приписывается императору Маврикию, сообщается, что «контубернии[327] из ветеранов и новобранцев формируются соразмерно» (Strat. Maur. II. 7). Таким образом, передача традиций военной службы осуществлялась в первичных группах, состоявших из родственников и боевых товарищей.

На самосознание солдат и командиров значительное влияние оказывали их представления о чести империи, с которой они себя отождествляли. Так, в 478 г. активно выражало свое несогласие с решениями властей войско, которое при подготовке к сражению с разорившими Фракию остготами узнало, что император Зенон заключил с варварами мир (Malch. fr. 18. 4). К сожалению, остается неизвестным, чем закончился этот инцидент. Однако в данном случае важна сама реакция армейского сообщества на то, что они считали проявлением военной слабости государства.

Сложно судить, какова была роль религии в формировании и трансформации воинского этоса в Восточной Римской империи. Юстин I и Юстиниан I в 527 г. запретили назначать на руководящие посты в армии неправославных христиан, язычников, манихеев, иудеев и т.д. При этом правителями были оговорено особое положение исповедовавших арианское христианство готов-федератов, для которых допускались послабления (Cod. Iust. I. 5. 12. 6, 17). Можно предположить, что упомянутый запрет на замещение командных должностей еретиками не был строгим или был отменен при самом Юстиниане I, чье правление сопровождалось непрекращающимися войнами. При этом единственный случай, когда религиозный вопрос оказал значительное влияние на мотивацию бунтовщиков — упомянутое ранее Пасхальное восстание 536 г. в Африке.[328]

Конечно, ни пропагандистские меры, ни наличие у воинов такого самосознания, которое подразумевало наличие чувства ответственности перед государством, не снимали угрозы армейского мятежа. Тем не менее аксиологические нормы, распространенные в вооруженных силах, формировали у солдат и командиров понимание того, что не все методы могут быть приемлемыми при отстаивании своих требований. В монографии о римской армии I–III вв. А.В. Махлаюк писал следующее: «Солдатский мятеж в Риме никогда не был направлен против римского государства как такового. Легионеры ощущали себя не наемниками, но, скорее, носителями суверенной власти, партнерами и опорой императора, считая себя вправе отстаивать собственные интересы не только обращенными к властям просьбами, но и при необходимости оружием».[329]

По нашему убеждению, вывод А. В. Махлаюка применим и к вооруженным силам Восточной Римской империи V–VI вв., учитывая профессионализацию среднего и высшего командного состава во второй половине III — начале IV в.[330] Между тем можно говорить, что в сравнении с периодом Ранней Римской империи командиры играли гораздо более значимую роль в организации бунтов. В частности, в 513 г. ссоры между военным магистром Фракии Ипатием и некоторыми начальниками подразделений подчиненной ему армии привели к тому, что последние поддержали восставшего комита федератов Виталиана.[331] Командиры среднего звена, по всей видимости, организовали мятеж в Монокарте 588–589 гг. Ранневизантийские историки описывали этот бунт как стихийный порыв толпы, однако можно заметить, что армия не утратила дисциплину и боеспособность, что подтвердилось успехами в последующих боях с персами. Однозначно можно говорить, что восстание 602 г. было организовано командным составом фракийской армии.

Заключение

Изучение перипетий воинских мятежей при Маврикии позволяет выявить важные аспекты корпоративной идентичности личного состава ранневизантийских вооруженных сил. Осознание справедливости своих требований давало воинам моральное право добиваться желаемого с оружием в руках. Интерпретации Евагрия и особенно Феофилакта Симокатты демонстрируют восставших бойцов как безумные толпы, которые следовали низменным инстинктам и не осознавали пагубных последствий бунта. Однако можно с уверенностью говорить о том, что мятежи, напротив, являлись спланированными акциями.