Этимология и семантика на примере нескольких древнерусских слов

Единственный, кто, насколько нам известно, пытается поставить перевод слова отъгрѣнути на этимологическую почву, это А. Соболевский, сопоставляющий его со словами съгренути (Срезневский III, под словом съгрьнꙋти ‛сбить, сорвать’), огрьбатисѧ (Срезневский II, под словом огребатисѧ ‛удалиться, удерживаться, избегать’) и переводящий его как ‛отбросить, оставить’[33]. Однако Соболевский не рассматривает ближе семантические взаимоотношения. В тогдашней этимологической науке считалось, что здесь речь идет о другом гнезде слова greb‑ с первоначальным значением ‛хватать’, в отличие от greb‑ в погребъ и др.[34] Гетц последовал толкованию Соболевского и перевел отгрѣнути как ‛tilgen’[35]. Срезневский перевел это слово как ‛отринуть, уничтожить’[36], а Карский — как ‛отринуть, уничтожить, отбросить, оставить’[37].

Несмотря на то, что некоторые исследователи при взаимном сравнении многочисленных списков пространной редакции Русской Правды склоняются к тому, чтобы отдать предпочтение Синодальному списку[38], все же преобладает мнение, что погренути — более раннее слово, отражающее протограф, общий как для Троицкого, так и для Синодального списка[39].

Третий вариант — поринути — встречается в Пушкинском списке (XIV в.). Это слово употребляется значительно чаще, чем погренути и отъгренути, и встречается как в церковнославянском, так и в собственно русском языке. По Срезневскому, оно означает: ‛1. столкнуть, низвергнуть; 2. толкнуть; 3. бросить, оставить, покинуть; 4. изгнать; 5. отвергнуть, отмѣнить’ (в цитированном примере из Русской Правды).

Создается впечатление, что при переводе погренути и отъгрѣнути оба глагола недостаточно разграничивались, а кроме того, оказал влияние более часто встречающийся и более известный по значению глагол поринути[40]. С точки зрения контекста три древнерусских глагола — погренути, отгрѣнути и поринути — и их различные переводы равно приемлемы, но они не разрешают вопроса о семантическом происхождении погренути.

В другой связи встречается погренути в так называемых междукняжеских договорных грамотах XIV и XV вв.:

А что судилъ Киприꙗнъ митрополит соудеи наших ѡбщихъ, Полукарпа, и Михаила, и Ивана, и Клементиꙗ, и что соудили соуды наши ѡбчие и грамоты подавали, и что будет взѧт(и), то взѧти, а что боудетъ не взѧт(и), а то есмы погреноули (Докончание великого князя Василия Дмитриевича с великим князем тверским Михаилом Александровичем около 1396 г. Грамота в. кн. Василия Дмитриевича в. кн. Михаилу Александровичу)[41].

Почти слово в слово читаем мы в грамоте от примерно 1439 г.:

А что судил Кипрꙗнъ митрополитъ судей наших ѡбчих, Поликарпа, Михаила, Ивана, Климентиꙗ, или что судили суд(ь)и наши ѡбчии и грамоты подавал(и), что будет взѧт(о), то взѧт(о), а что будет не взѧт(о), то есмѧ погренули (Докончание великого князя Василия Васильевича с великим князем тверским Борисом Александровичем. Грамота в. кн. Бориса Александровича в. кн. Василию Васильевичу)[42].

Именно в этом примере Карамзин первый, насколько нам известно, перевел погренули как ‛оставили’[43] без каких-либо дальнейших пояснений. Не исключена возможность, что его вдохновили на такой перевод другие обороты подобного типа, например: что будет взѧто право, то ѡстало, а что будет, взѧто криво, то ѡтдати по исправѣ (Докончание в. кн. Василия Васильевича с князем галицким и звенигородским Юрием Дмитриевичем 1428 г.)[44], где непереходный глагол ѡстало стоит в том же положении, что и переходное погренули, которое получает таким образом вполне логично значение ‛оставили’. Никакой связи между погренули и комментированным им в другом месте погребъ он, видимо, не установил. Те же фразы со словом погренути повторяются позднее (около 1456 г.) в другом докончании, а также в «противне» между теми же князьями[45].

Примеры на погребъ в значении ‛забвение’ все принадлежат одной и той же эпохе и одному жанру, а именно упомянутым выше междукняжеским договорным грамотам, где они встречаются довольно часто, например: А как есми стал под городом под Тфѣрью до Семенѧ дни за мѣсѧц, что будеш(ь) оу мене взѧл воинои в тот мѣсѧць, тому всему межи нас погребъ. А как еси к нам сложил целован(ь)е, а что мы оу тобе поимали и повоевали, а тому всему межи нас погреб (Докончание великого князя Дмитрия Ивановича с великим князем тверским Михаилом Александровичем 1375 г. Грамота в. кн. Дмитрия Ивановича в. кн. Михаилу Александровичу)[46]. Карамзин переводит погребъ как ‛забвение’ (‛предается забвению’) именно в этом примере[47]. В другом примере — тому всему погребъ, — относящемся к 1471 г., кроме перевода ‛забвение’, современным переводчиком предлагается вариант ‛конец’[48].