Человек чувствовал, как взгляд овчарки шарит внутри него, подобно прожектору, словно выискивая что-то. Он с трудом соображал. Какой-то панический страх заставил его защищаться. Он зажмурился и одновременно с этим проорал:
— Барьер!
Собака вскочила, напряглась. Как животное на костяной рукоятке. Их позы были не похожи, но роднило другое — готовность действовать.
— Барьер, я сказал! — несмотря на размазанное состояние человека, команда удалась властно и твёрдо.
А вот закрыть глаза было ошибкой. Человек моментально оказался в невесомости, мозг потерял доступные визуальные ориентиры, закружил его, швырнул на пол. Хотелось схватиться за что-то, застыть на месте, но пространство вокруг ходило ходуном, изменяясь и раскачиваясь. Человек лишь невнятно простонал и вцепился в пол, раскинув руки.
11:02
— Чёёёрт, — прокряхтел человек, раздирая слипшиеся веки.
Ночная прохлада безвозвратно улетучилась и теперь нещадное утреннее солнце начинало уже прокаливать город. Человек положил дрожащую с похмелья ладонь на покрытое крупной испариной лицо. В мозгу стоял сплошной гул, не позволяющий проявиться ни мыслям, ни памяти. Было тошнотно, рвота подкатывала к горлу снизу, а сверху голову давил медленный тяжелый пресс. Небо нещадно лупило в него своим ослепительным, горячим фонарём. Человек с трудом сел. Стало хуже. Надо было перебираться внутрь. Организм потряхивало и ноги дрожали, когда он поднялся. Ввалившись в комнату, он автоматически запер балконную дверь и, с трудом сфокусировавшись, нашёл пульт от кондиционера. Включил. Поплёлся в ванную. Голова не соображала, не думала, не воспринимала ничего, кроме состояния тела. «Вот уж действительно отработал на славу. И напился, и забылся, а толку… Что вообще было-то?» — возникла первая мысль, когда он залез в ванную, сел и включил ледяной душ, остужаясь. Холодная вода помогла, после неё человек ощутил себя куда лучше, хотя до нормального состояния было ещё неизмеримо далеко.
Он вылез и, не вытираясь, побрёл по коридору в кухню, шлёпая босыми мокрыми ногами по ламинату. В холодильнике была предусмотрительно припасена полторашка минералки. Он, торопясь, открыл её и влил в себя треть, поморщившись от колючей, морозной жидкости. Привычно подошёл к окну, под которым стояла пустая собачья миска. Привычно достал корм. Насыпал. Обычно собака моментально прибегала, лишь заслышав гремящий в миске завтрак. На этот раз она не появилась. Человек удивлённо вскинул брови и обернулся. Вход на кухню был пуст. Он свистнул. И снова — никакой реакции.
— Хм… да где ж ты? — хмуро буркнул человек. — На балконе что ль тебя запер? Не заметил?
Человек снова дошёл до ванной и, обернув торс полотенцем, направился к балкону, причитая и жалуясь на чёртов алкоголь. В зале он остановился, оглядел предметы. Особого беспорядка он не учинил, квартиру не разнёс, хотя и боялся, что могло произойти именно так. Увидел нож на полу да из-под кресла едва виднелся край рукояти его табельного оружия.
— Да что за чёрт… — остолбенел он.
Память выдавала какие-то куски, фрагменты, словно фотоконспект. Но обрывки эти были разрозненны и никак не желали слиться в полноценную историю минувшего кутежа. Он помнил, что говорил, бесконечно говорил о чём-то, а она смотрела. Эти жёлтые огни были самым реальным, самым ясным воспоминанием. Человек ещё раз осмотрел комнату. Да вроде всё на местах. Тревожиться не о чем. Он открыл дверь — лицо сразу обдало жаром. Балкон был пуст. В замешательстве человек закрыл дверь и обошёл остальные комнаты. Собаки не было.
Вернувшись в зал, достал из-под кресла пистолет. Пересчитал патроны на всякий случай. Все на месте. Наклонился за ножом. И, когда уже брал его, взгляд упал на рукоятку, на охотничьего пса в камышах в напряжённой позе, готового сорваться с места. Взгляд словно намертво примагнитился к изображению. И в следующий же момент память безжалостно выблевала на него всё содержимое прошедшей ночи. Всё, вплоть до момента, когда он уже лежал, беспомощно пытаясь схватиться руками хоть за что-нибудь, что могло послужить опорой в бесконечном пространстве космоса. Человек выпрямился и мотнул головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение, дурной сон, словно умоляя память дать ему какое-то другое воспоминание, поскольку то, что она ему подсунула, было слишком нереальным и пугающим. Он не поверил своей памяти. Этого просто не могло, не могло случиться!
Человек ринулся на балкон, залпом распахнул дверь, перегнулся через перила. Всё, что он увидел — мерно покачивающееся море листвы каштанов внизу. Напрасно он вглядывался вниз, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Каштаны верно хранили свои тайны. Он заметался по балкону, руки его затряслись ещё сильнее, но уже не от похмелья, а от паники и необратимости содеянного. Он смотрел вниз, смотрел с разных сторон, но ничего так и не увидел.