Этюд в багровых тонах. Знак четырех. Записки о Шерлоке Холмсе

На несколько секунд наступило молчание, потом дочь спокойно и четко произнесла: «Мама, обман никогда до добра не доводит. Давай откровенно расскажем все этому джентльмену. Мы видели мистера Дреббера еще раз».

«Да простит тебя Господь! – воздев руки к небу, воскликнула мадам Шарпентье и тяжело опустилась в кресло. – Но ты только что погубила своего брата».

«Артур сам предпочел бы, чтобы мы были честны», – твердо возразила дочь.

«Расскажите-ка мне все прямо сейчас, – вмешался я. – Полуправда еще хуже, чем сокрытие истины. Кроме того, вы ведь не знаете, как много нам уже известно».

«Ну что ж, Алиса, это будет на твоей совести! – сквозь всхлипывания проговорила мать и, повернувшись ко мне, добавила: – Я расскажу вам все, сэр. Только прошу вас не думать, что моя тревога за сына вызвана страхом выдать его причастность к этому чудовищному делу. Мой сын не имеет к нему ни малейшего отношения. Тем не менее я, конечно же, боюсь, что в ваших глазах и в глазах других людей он может оказаться скомпрометированным. Впрочем, нет, это исключено: его безупречная честность, звание офицера и беспорочная репутация не позволят заподозрить его».

«Лучшее, что вы можете сейчас сделать, – это облегчить душу, чистосердечно открыв мне все факты, – посоветовал я. – Если ваш сын невиновен, это ему никак не повредит».

«Алиса, думаю, тебе лучше оставить нас наедине, – сказала мать, и дочь тут же удалилась. – Итак, сэр, – продолжила мадам Шарпентье, – не собиралась я всего этого вам рассказывать, но раз уж моя несчастная дочь открыла карты, выхода у меня нет. А решившись, я поведаю все, не утаив ни малейшей подробности».

«Очень мудрое решение», – похвалил я.

«Мистер Дреббер прожил у нас около трех недель. Они с мистером Стэнджерсоном, его секретарем, судя по всему, путешествовали по Европе: заметив бирки «Копенгаген» на их чемоданах, я решила, что это было место их последней остановки. Стэнджерсон был человеком тихим и сдержанным, чего, увы, никак нельзя сказать о его хозяине. Тот вел себя грубо и развязно. В первый же вечер по приезде он в стельку напился. Признаться, после полудня его вообще редко видели трезвым. С прислугой он обращался фамильярно и допускал непростительные вольности. Но хуже всего то, что вскоре он стал позволять себе подобное и по отношению к моей дочери Алисе; слава Богу, что она по невинности своей не понимала, что означает манера, в какой мистер Дреббер неоднократно пытался говорить с ней. А однажды он дошел до того, что грубо схватил мою дочь и против ее воли поцеловал. Выходка была настолько безобразной, что даже собственный секретарь мистера Дреббера не сдержался и упрекнул его за поведение, не достойное настоящего мужчины».

«Но вы-то сами почему терпели все это? – спросил я. – Вы ведь в любой момент могли выставить его за дверь».

Мой вполне уместный вопрос вогнал мадам Шарпентье в краску. «Видит Бог, мне хотелось сделать это с самого первого дня по его приезде, – сказала она. – Но слишком уж велико оказалось искушение. Они платили каждый по фунту в день – это четырнадцать фунтов в неделю, а ведь сезон сейчас мертвый. Я вдова, служба моего мальчика в военно-морском флоте недешево мне обходится. Признаюсь: я позарилась на деньги. Хотела сделать как лучше. Но последняя выходка постояльца переполнила чашу моего терпения, и я уведомила его, что отказываю ему от комнаты. Поэтому-то он и решил уехать».

«Продолжайте», – подбодрил ее я.

«У меня камень с души свалился, когда я увидела, как он отъезжает от дома. Мой сын сейчас в отпуске, но я не стала посвящать его во все эти неприятности, потому что сестру он боготворит, а нрав у него весьма крутой. Закрыв дверь за постояльцами, я испытала невероятное облегчение. Увы! Не прошло и часа, как у входной двери раздался звонок, и мне доложили, что мистер Дреббер вернулся. Он был чрезвычайно возбужден и совершенно очевидно пьян. Безо всякого разрешения он вломился в комнату, где сидели мы с дочерью, и буркнул мне что-то невразумительное насчет опоздания на поезд. Потом подошел к Алисе и, ничуть не смущаясь моим присутствием, предложил ей уехать с ним. «Вы уже не ребенок, – сказал он, – и никакой закон не может вам запретить это сделать». Денег, мол, у него более чем достаточно, так что «не обращайте внимания на свою старуху (это он обо мне) и поедемте прямо сейчас, будете жить, как принцесса». Бедная Алиса так испугалась, что сжалась в комок и отпрянула от него, но он схватил ее за руку и потащил к двери. Я закричала, и в этот момент в комнату вошел мой сын Артур. Что происходило дальше, не знаю – слышала лишь злобную ругань и невнятный шум драки. Я так испугалась, что боялась поднять голову. Когда же все-таки решилась взглянуть, то увидела, что Артур, смеясь, стоит в дверях с палкой в руке. «Думаю, этот храбрец нас больше не потревожит, – сказал он. – Но присмотрю-ка я за ним на всякий случай». С этими словами Артур взял шляпу и вышел на улицу. А на следующее утро мы услышали о загадочной смерти мистера Дреббера».