— Ну что ж, моя клиентура в основном состоит не из обездоленных, однако найдутся пациенты, которые провели в Портсмуте всю жизнь; они могут рассказать что-нибудь о Хатчинсе. И вот еще что: на эту пятницу меня пригласили в театр «Милосердие» при Святой Марии, там Хатчинса хорошо знали. Уверен, я сумею раздобыть какую-нибудь информацию.
— Доктор, это было бы великолепно. А сейчас, с вашего разрешения, мне потребуется одиночество, чтобы поиграть на скрипке и поразмышлять. Задерните шторы, мисс Мак-Кари, сегодня новостей не будет.
Хотя Дойл, как обычно, простился с мистером Икс самым обворожительным образом («Очень рад был вас повидать», «До скорых встреч»), сразу же за дверью он обернулся ко мне с еще более обворожительным беспокойством на лице:
— На чем, он сказал, собирается играть?
— На скрипке. — Я проделала несколько пассов в воздухе. — Он начинает вот так шевелить руками.
— Ой.
— Да.
Молодой врач обдумывал мои слова с видом любителя живописи, обнаружившего здоровенное пятно на картине мастера, которая к тому же нравилась и ему самому.
— Я не знал, что… Он часто этим занимается?
— Это его мания. — Я пояснила: — Мы имеем дело с больным человеком, вы же понимаете, доктор.
— Да, разумеется, в его рассудке существуют… какие-то дыры.
— Вот именно, какие-то.
И я подумала, но вслух не сказала: «Доктор, поэтому он и находится в Кларендоне. Лорду Альфреду до сих пор мерещится, что он живет во времена индийского восстания, мистер Конрад Х. подозревает всех на свете, у сэра Лесли сифилис… а мистер Икс играет на воображаемой скрипке и злится, если каждые выходные не приносят ему по трупу бродяги, как будто ждет, что на груше вырастут яблоки. Да его мозг — это швейцарский сыр!» Но я ничего не сказала, видя перед собой неунывающего доктора.
— И все-таки это совершенно особенный ум… Я продолжаю ему доверять. А вы?
Я собиралась ответить… не знаю, что именно. Но мы уже спускались по лестнице, и нам навстречу попался Джимми Пиггот.
— Джимми, его нельзя беспокоить, — предупредила я.
— Я знаю, мисс Мак-Кари, но я ищу не мистера Икс. — Юноша взглянул на меня из глубин своего покрасневшего замешательства и сунул руку в карман пиджака. — Это вам.
— Мне?
Конверт ему передал какой-то мальчишка. На нем стояло мое имя. Я ужасно занервничала. Дойл и Джимми поспешно извинились, выдумав предлоги, чтобы оставить меня в одиночестве, — определенно я в нем нуждалась, хотя мне и было страшно почти до дрожи. Я спрятала конверт в кармане передника, а надорвала его позже, в своей комнате, трясущимися пальцами, сидя на кровати перед мутным зеркалом. Стоит мне закрыть глаза, и я снова вижу свое отражение в этом зеркале после прочтения краткого послания:
МАЯ КАРАЛЕВА МАРЕЙ. Я В ПОРТСМУТИ. ЖАЛАЮ ТИБЯ ВИДЕТЬ В ЧЕТВЕРЬГ.
ОСТАВ ПИСМО МАЛЬЧИКУ СА СКЛАДА КОТТЕРЕЛЬ.
ТВОЙ КАПИТАН ДЕРЕВЯНАЯ НАГА
2
Почерк был не его, он всегда был чужой (я об этом уже писала), но письмо пришло от него, ведь Роберт отличался особым умением заставлять своих помощников писать так, как написал бы он сам, если бы умел. В первую секунду я удивилась: как ему удалось? «Неблагодарный» пришвартован в Лондоне, а Роберт заявился сюда? Или судно стоит в Портсмуте? Ясно было, что Роберт здесь. Но мне пока что не полагалось даже отгула на полдня, а если бы я и сумела подмениться, я сама не знала, хочу ли встретиться с Робертом.
Ну хорошо, я
А вот теперь самое забавное. Я же собиралась разорвать на клочки эту бумажку, всю в пятнах жира (а кто ее заляпал: мальчик со склада Коттерель? Роберт?), а пока я собиралась это сделать, я аккуратно ее складывала и прятала обратно в карман передника. Я не хотела никого просить об одолжении, а пока я этого не хотела, я вышла из комнаты, нашла Сьюзи Тренч и попросила ее уступить мне четверговый выходной в обмен на мой субботний, с учетом дополнительных услуг — мытье лорда Альфреда и бинтование его язв. С наступлением ночи я решила: не стану отвечать. А пока я так решала, я села на кровать с бумагой и чернилами и подтвердила, что приду, присовокупив место и время.
Неужели я проделала все это в результате укола?
Я не знаю, я просто решила, что мы оба заслуживаем второго шанса.
Роберт подарил мне счастье — много или мало, но все, которое только было у меня в мире. А еще от него пришла горечь, но почти всегда та, что разливается по бутылкам. Я уже писала об этом в своей истории, и в ту ночь я утвердилась в своем решении: если я смогу жить рядом с Робертом, я отучу его от выпивки. Я помогу ему снова стать тем идеалистичным Робертом Милгрю, который в юности записался в Британский морской флот. Но чтобы этого добиться, мне требовался дом, в котором я могла бы окружить его своей заботой, и кое-какие сбережения.
Я представляла Роберта в нашем будущем доме, в трезвости, и себя, неотлучно находящуюся рядом. Мы бы ходили в театр, гуляли, возможно, даже смогли бы куда-нибудь вместе съездить. Мы жили бы очень счастливо, в этом я была уверена.