Этюд в тонах Шарлотты

«Пестрая лента» – один из самых знаменитых рассказов моего прапрапрапрадеда: пожалуй, он страшнее остальных, а еще в нем больше всего фактических ошибок. Как и многие истории доктора Ватсона, «Пестрая лента» начинается с того, что в дом 221Б на Бейкер-стрит обращается за помощью до смерти напуганная женщина. Ее сестра умерла два года назад ночью, при загадочных обстоятельствах, и теперь Элен Стоунер, клиент Холмса, должна переехать в ту же спальню накануне своей свадьбы – этого требует ее ужасный отчим. Во время своего расследования Шерлок Холмс и доктор Ватсон обнаруживают, что кровать в этой комнате привинчена к полу. К ней тянется шнурок от звонка для прислуги, свисающий из вентиляционной отдушины, которая ведет прямо в комнату отчима Элен, расположенную рядом.

Там Холмс находит блюдце с молоком, плетку и запертый сейф, а позднее, устроив засаду, и индийскую болотную гадюку (ту самую пеструю ленту из названия); именно ее Злой Отчим использовал для убийства своих приемных дочерей, управляя змеей с помощью свистка и пряча ее в сейф, когда дело было сделано.

Джон Х. Ватсон был доктором, писателем и, судя по всему, хорошим человеком, но уж точно не зоологом. Не существует болотной гадюки. Объяснение, будто Холмс догадался, что в доме есть змея, увидев блюдце с молоком, – чушь, змеи абсолютно к нему равнодушны. Также они не слышат звуков, а ориентируются на вибрацию, так что свистком их не приманишь. Зато дышат они исправно, поэтому в сейфе змея просто задохнулась бы.

В детстве я любил пофантазировать вместе с отцом, что же на самом деле произошло, раз доктор Ватсон ввернул в рассказ столько небылиц. Моя любимая версия звучала так: в тот день на Бейкер-стрит он проспал, пропустил рассказ клиента и само расследование, а подробные объяснения Холмса постфактум слушал вполуха.

Во всяком случае, примерно так вел бы себя я.

– Кто бы это ни был, он нас дразнит, – говорила Холмс, расхаживая по лаборатории как тигр по клетке. – Мышьяк и так прикончил бы Добсона. Змея – просто дурацкий жест, послание. Конечно же, наш преступник не смог достать болотную гадюку, твой прапрапрапрадед ее выдумал. – Она сказала это с таким презрением, что я закатил глаза. – Но сам подумай, Ватсон, зачем Добсону стакан с молоком? В его комнате нет холодильника; пришлось бы нести его из столовой после ужина. И я допускаю, что Ли Добсона вдруг накрыла любовь к народной музыке, но цуг-флейта – это уже как-то слишком. Для полиции эти предметы не важны.

Получается, убийца оставил их для нас, так как знал, что мы проведем собственное расследование.

– С нами играют, – сказал я. – Но почему он хочет, чтобы мы с тобой об этом знали?

– Мы с тобой, это важно. – Она подняла бровь. – Добсон весь прошлый год меня преследовал – и ничего. Но вот появился ты – и завертелось. Мы начнем с тех, кто прибыл сюда летом, ну или с тех, кому особенно выгодно избавиться от нас обоих.

Зачем я вообще кому-то сдался? Холмс – тут все понятно. Она была умнее, чем; быстрее, чем; смелее, чем… – в этом уравнении нужна вторая переменная, чтобы оно имело смысл. Может, я просто попал под раздачу. Может, это какая-то ошибка. Моя жизнь, как бы я ни мечтал об обратном, оставалась скучной до безобразия. Охотиться на меня причин не было.

Но если бы Холмс поняла, сколь незначительна в действительности моя роль в происходящем, она бы просто выставила меня за дверь. В мир домашки по химии, пошлых шуточек Тома и прочих атрибутов моей американской ссылки. В мир, где она недосягаема и я могу видеть ее лишь во сне. Только в этот раз мне было бы гораздо хуже, ведь я бы знал, что теряю.

Я решил помалкивать.

Холмс остановилась и прислонилась к стене. Я вспомнил, что она совсем не спала прошлой ночью. Не знаю, как она вообще держалась на ногах.

– Полиция не позволит нам участвовать в расследовании, даже без вмешательства Шепарда, – сказала она. – Идиоты. Думаю, им не понравилось, что я была на месте преступления.

– Вообще-то, мы главные подозреваемые, – напомнил я ей. – Это вроде как автоматически исключает подобное сотрудничество.

Она пожала плечами, словно это была сущая мелочь.

– Тогда это все.

– Что все?

– Это все, что я хотела сказать тебе. Буду думать, что нам делать дальше.

Ясно, я свободен. Нужда во мне отпала, и наше расследование на сегодня окончено. Поднимаясь, я подумал, не ошибся ли, решив, что начинаю что-то для нее значить.