Этюды для Голливуда (СИ)

Ахмед сидел бледный, как мел. Он ожидал чего угодно, только не этого. Страх липкими пальцами сжал все тело, Ахмед оцепенел, не мог пошевелиться. То, что он услышал, было похоже на правду, даже место было указано достаточно точно. Ахмед не допускал, что инспектор банально врал и пользовался дешевыми уловками. Доктор Туран, поддавшись на грубую ложь, сидел и беззвучно истерил. Он уже не искал выхода, его швыряло из стороны в сторону, Ахмед понимал, что это конец, хотя, надо отдать ему должное, сознаваться не собирался. И судя по всему, причиной этому был не твердый характер, не гибкий ум, а простой человеческий страх. Единственное, на что его хватило, это промолвить совсем нейтральную фразу:

- Хорошо, инспектор, я вас услышал. Теперь я могу идти?

- Да, идите. И я вас очень прошу, подумайте над моими словами.

После обеда у Ахмеда все валилось из рук, он с трудом дождался конца рабочего дня. То, что сказал Муаз, раздавило его, он осознавал, что может произойти в этой ситуации: тюремный срок и глубокое презрение близких. А как жить с этим потом? Туран сидел в рабочем кабинете и добивал себя: "Как я объясню все родным? Что я отвечу Лейле?" Он задавал себе тысячу вопросов, и не на один не было ответа. В этом полуобморочном состоянии он сел за руль и с большим трудом добрался до дома.

Сон не приходил, Туран метался по комнате, но уже не задавал себе вопросов об отношении окружающих к его поступку. Он копал глубже, и теперь главным стал ответ на вопрос: "Зачем я живу?" Его внутреннее Я обращалось к смыслу жизни, а это уже опасный симптом предсуицидального состояния. Картина трагичной развязки вырисовывалась все четче. А утром, когда в окно заглянуло солнце, он для себя все окончательно решил.

Прекрасный день для исполнения желания, но вместе с тем бесконечно больно останавливать жизнь. Он постоял возле окна, посмотрел на улицу, улыбнулся чему-то своему, что спрятано глубоко внутри. Затем подошел к столу, взял ручку, бумагу и принялся писать. Ему не хотелось уйти просто так, по-английски, и пафосно не хотелось. Ахмед вообще не хотел уходить, но обстоятельства не оставляли ему выбора. Навязчивый Муаз все-таки докопается, совсем скоро это гнусное преступление вылезет наружу, а он как человек, как личность перестанет существовать. Его близкие друзья, коллеги будут стесняться того, что были знакомы с ним, работали, дружили. Презрение - вот его удел.

Ерунда, все скоро закончится, может, удастся сохранить чистую память о себе, не запачкать близких, ведь пожизненный срок и смерть равнозначны. Конечно, можно было бы попробовать договориться с этим мутным Муазом, но тогда надо было бы признать за собой преступления, а инспектор из тех людей, которые обязательно доберутся до самой сути. А на дне страшный факт: руки в крови, пощады просить бессмысленно. Как поступит человек, узнавший, что хирург изъял, а точнее, украл у его сестры почку? Разорвет, просто уничтожит. Нет, я не смогу жить с этим даже в тюрьме, хватит сомнений, все решено.

Он встал из-за стола, достал новую белую рубашку, галстук, костюм и уже одетый, проходя мимо зеркала, криво улыбнулся:

- А ведь могло быть все иначе. Как страшно умирать. В последний раз закрыл входную дверь на ключ и направился к автомобильной стоянке.

*****

Около восьми утра Лейла в сопровождении Муаза вышла из высотного дома, расположенного в Аташехире, что находится в азиатской части Стамбула. Уютно устроившись на переднем сиденье немецкого гольфа, Лейла приготовилась к длинной поездке в госпиталь на очередной сеанс гемодиализа.

Все было привычно: солнце, хорошее утреннее настроение, музыка в салоне. И только одно портило жизненную гармонию - это сеанс лечения. Лейла никак не могла ощутить себя независимым, автономным человеком, она была привязана к больнице, как телефон к зарядному устройству. Это состояние не давало свободы, и она страдала, понимая, что является в какой-то степени калекой. А исправить все очень сложно. Хотя два дня назад, сразу по прилету Ахмеда из Австрии, когда они встретились в маленьком уютном кафе, она услышала от доктора обнадеживающие слова, и не просто слова, а предложение. До сих пор они звучали у нее в голове:

- Лейла, не ищи скрытый смысл в том, что я тебе сейчас скажу, не обращайся к логике, прислушайся к своему сердцу. Он взял ее руку в свою и покрыл нежными, долгими поцелуями. После посмотрел в глаза и сказал:

- Я прошу твоей руки.

Лейла смутилась, это смущение не прошло и сейчас, поэтому никто, даже Муаз, не знает о предложении. Хотя в желании Турана связать судьбу с ней было несколько непонятных моментов, Лейла все равно безумно обрадовалась. Она мечтала об этих словах, ждала их, и это случилось. Она была счастлива.