Этюды к портретам

Раневская притушила свой темперамент: она не пугает зрителей, а трогает. Она — жертва несправедливых социальных условий, жертва жестокосердия собственных детей. Но в общении с мужем перед разлукою артистка открывает для нас свое прошлое, которое исполнено такими же чувствами и переживаниями, подробностями биографии, как у каждого человека. Вот почему нас трогает грустный финал двух жизней. Оказывается, старики-то — тоже люди! Казалось бы, нет надобности делать такой само собой разумеющийся вывод. Ан нет, надо! Потому что даже в зрелом возрасте (не говоря уже о молодежи) мужчины и женщины склонны забывать или просто не думать о том: откуда же берутся старики? И мы благодарны Раневской и Плятту за то, что они напомнили нам о сем…

В заключение — еще одна старуха. Она еще более далека от нас, чем дряхлая американская чета. Знаменитая Бабулинька из «Игрока» (спектакль в театре им. Пушкина). Достоевский — не Гоголь. Он числится по разряду чистой беллетристики. Но там, где великий писатель желает быть злым, мало кто может сравниться с Федором Михайловичем по саркастичности и в построении интриги, и в характеристиках персонажей, и неслыханно парадоксальной выдумке всех подробностей повести или рассказа. Вот вам и Бабулинька.

Для пошляка (а таким изображен генерал, чающий наследства от парализованной тетушки) Бабулинька есть кто? Нечто вроде дойной коровы, от которой при соответственном уходе можно ждать и молока, и сливок, и сметанки. А сама она как личность в расчет уже не принимается: помилуйте, какие могут быть потребности, желания, стремления у старухи за 70 лет! И вообще хорошо бы, чтобы наследодательница особенно не задерживалась на этом свете. Тем более — деньги генералу нужны позарез и срочно.

Но вот почти мифическая тетушка (она же Бабулинька) «из глубины России» появляется в своем кресле для паралитиков — где? — в Рулеттенбурге, на курорте с роскошным притоном для азартных игр. А какова она в действительности? Помещица, привыкшая при крепостном праве карать и миловать своих «подданных». Крутая сумасбродка, каких в ту эпоху было особенно много, ибо ничто не связывало им руки, никто не возражал против капризов, благо денег хватало на любые причуды. Достоевский удивительно точно выписал манеру старухи изъясняться. Как она похожа на Хлестову из «Горя от ума» этою бесцеремонностью и барской грубостью! Она привыкла не только подчинять собственных крестьян и мелкие уездные власти, но и к почтительности со стороны небогатых и незнатных помещиков. И за границей ведет себя так же. Иностранцев она презирает откровенно. Русских в Рулеттенбурге рассматривает как людей второго сорта, также достойных презрения за пагубную страсть к азарту. Генерала, не умеющего скрыть, что он ждет от Бабулиньки подачек сейчас и наследства в будущем, третирует как мальчишку.

Для чего я пересказал здесь эту известную всем ситуацию? А для того, чтобы обрисовать почву, на которой не стесняемый ничем, наоборот, поощряемый расстановкой сил темперамент Раневской расцвел с небывалой силою. Вот где артистка развернулась в роли старой барыни. Зрители часто аплодировали Фаине Григорьевне среди действия. Еще чаще смеялись. Над чем? Над контрастом между ожиданиями разорившегося генерала и действительным положением дела. Да, такую бабушку-тетушку никто не ждал. Ее короткие реплики-приказы, насмешки, укоры веселят зрителей. Но Бабулинька не шутит: она досадует, сердится, издевается над окружающими согражданами. Барский лексикон провинциальной тиранки кажется в наше время забавным. Грубость по отношению к зависящим от нее людям тоже воспринимается как шутовство. А Раневская воспроизводит этот забавный ныне диалект очень похоже, потому что ее темперамент подчеркивает основу всего: «Моему ндраву не препятствуй!»