Этюды к портретам

Впрочем, она понимала все величие Льва Толстого. Но ее, в частности, весьма огорчала попытка реформации, затеянная графом. Анна Андреевна была верующей, православной. И Толстого и Достоевского (которого она очень высоко чтила и с которым как читательница была ближе всех в русской литературе) называла ересиархами…

Очевидно, надо записать еще вот такой эпизод. Анна Андреевна дружила с внучкой Льва Толстого — Софьей Андреевной Толстой-Есениной. К сожалению, Софья Аид- реевна уже скончалась. Она была Лет на десять моложе Ахматовой. Иногда Толстая приходила к нам, чтобы навестить Анну Андреевну. И вот случилось как-то, что вышел из дома с этой гостьей. У нас завязалась беседа о Толстом, о Ясной Поляне, где Софья Андреевна директорствовала многие годы… (Кстати, лицом она была похожа на деда — тот же русский нос, те же небольшие и злые серые 1лаза, тот же неукротимый темперамент и желание все сделать по-своему…)

И вот по дороге я рассказал Софье Андреевне, что у Ахматовой есть претензии к ее великому деду, что поэтесса далеко не безоговорочно почитает Льва Николаевича. Софья Андреевна с огромным интересом слушала меня.

Я спросил ее: говорила ли с ней об этом когда-нибудь сама Ахматова?

Она ответила так:

— Никогда! Но я чувствовала то, о чем вы мне сказали. Ее сдержанность, когда речь заходила о Толстом, была подозрительна…

Весьма полемическое отношение было у Ахматовой к Чехову.

Так как я очень высоко почитаю Чехова, ценю в нем кроме литературного таланта еще и глубокий ум, не затемненный никакими априорными представлениями или идеями, то за Антона Павловича я часто заступался в разговорах с Ахматовой. Она же указывала мне на неудачные места в его рассказах — неточности психологические или сюжетные. А однажды сказала о Чехове вот что:

— Он неверно описал Россию своего времени. Он был больным человеком и видел все в свете предстоящей гибели своей. А ведь в девяностые годы страна росла и экономически и политически. Чехов не почувствовал предстоящей революции. Его провинция была уже чревата двадцатым веком, но он прошел мимо этого.

Мое преклонение перед Чеховым не поколеблено точкой зрения поэтессы. Но должен свидетельствовать, что ее критика всегда была обоснованна.

Впрочем, на мой взгляд тут есть и еще один важный момент.

Помню, в тридцатых годах на одном вечере в Политехническом музее я слышал выступление Вл. И. Немировича-Данченко. Говоря о Чехове, которого он, в сущности, открыл как драматурга и привел в Художественный театр, Владимир Иванович назвал его поэтом. Меня очень поразило тогда, как же это я сам не понял до сего дня, что Чехов именно поэт!

И рассказы Чехова и его пьесы, в какой-то мере испытавшие влияние Ибсена, именно поэтичны. Ранний Чехов был только реалистом. Но со временем он ввел в свои произведения именно поэтическую тональность. Чтобы увидеть это конкретно, достаточно перечитать подряд две пьесы Чехова, написанные на один сюжет: «Леший» и «Дядя Ваня». Вторая драма есть опоэтизированный вариант первой.

Зачем я это написал? А затем, чтобы сказать: поэту Ахматовой не по дороге с поэтом Чеховым. Она иначе понимала поэзию и потому полемизировала с ним.

С некоторых пор стали появляться пьесы, выводящие на сцену Пушкина. Первая из них принадлежала перу А. П. Глобы.

Ахматова сказала:

— Откуда этот человек знает, о чем Пушкин говорит своей жене, когда они остаются вдвоем?..

Анна Андреевна много читала по-английски, по-немецки, по-французски и даже по-итальянски. Часто делилась с нами впечатлениями о прочитанном. Ее оценки всегда были значительны и принципиальны. Многие модные новации вызывали в ней иронию. Особенно она не любила продолжателей Фрейда в беллетристике. И вообще-то она терпеть не могла великого психоаналитика. Говорила, что он перенес на весь мир частую для венских аристократов расстановку сил: престарелый отец, в свое время женившийся на молодой девушке против воли, и для самой этой дамы, и для ее ребенка представляется врагом и соперником. А в нормальной семье так не бывает.

С этим я не соглашался, и мы немного спорили. Немного— ибо и Анна Андреевна и я взяли за правило не переубеждать друг друга. Если оказывалось, что мы стоим на разных точках зрения, мы переходили к другой теме. Правда, Ахматова всегда подтрунивала над моей приверженностью к Фрейду,

До самой смерти Анна Андреевна была предана своему «Цеху поэтов». Она, например, любила Михаила Зенкевича — соратника по акмеизму.

Театр она не любила.

Например, никогда не была в Художественном. Но у нас дома был альбом, посвященный очередному юбилею МХАТа. Ахматова полистала его, посмотрела фотоиллюстрации и сказала свой приговор, так сказать, заочно:

— Ну, так… Теперь я вам скажу: все, что относится к современности, они умеют делать хорошо, а исторические пьесы у них не удаются. Особенно плох у них должен быть Шекспир.

На мой взгляд, это удивительно верно!

Анна Андреевна всегда проявляла интерес к архитектуре.