Этюды к портретам

В середине двадцатых годов к нам в Москву стали приходить сатирические рассказы неизвестного дотоле писателя Михаила Зощенко, который обитал в Ленинграде. Впечатление от них было потрясающим. Мне шел двадцать шестой год, я тоже пробовал свои силы в жанре фельетона и юмористической новеллы, но сразу же честно признал полное превосходство ленинградского коллеги.

Впоследствии я познакомился с биографией Михаила Михайловича, узнал его «Рассказы Синебрюхова», в которых нетрудно обнаружить своеобразную тренировку к будущим типичным зощенковским вещам… Но сперва меня буквально ошеломил талант автора «Аристократки», «Бани», «Нервных людей»… Утверждаю, что в русской литературе никогда не появлялось ничего более смешного.

Разумеется, десятки неприхотливых литераторов кинулись подражать новому стилю изложения и новым сюжетам. Однако ни у одного из этих плагиаторов ничего не получалось. Почему? О том скажу ниже.

Набросились на новый «репертуар» исполнители рассказов. Тут результаты оказались удачнее. Еще бы! Короткие рассказы с такими четкими фабулами, удивительным — и притом совсем новым! — языком были, что называется, «самоигральными». Именно о таких ролях и рассказах говаривали в старину: «Положи ты эту вещь на суфлерскую будку, она сама вызовет смех».

И как результат подобного небывалого доселе, да и впоследствии не возникавшего успеха Михаила Михайловича осенила всероссийская молниеносно выросшая слава.

Как литератор я разбирался: в материале и темах зощенковских рассказов глубже, нежели рядовой читатель или слушатель. Меня поразило сразу же своеобразие методов этого писателя. Не хлопоча о том, я запомнил наизусть три-четыре рассказа и довольно часто читал их вслух в компании друзей и знакомых. Конечно, успех всегда был огромным, но причиной тому являлся авторский текст, а не мое исполнение.

Мне очень хотелось бы познакомиться с Михаилом Михайловичем. Но я жил в Москве, а он в Ленинграде. Туда я не собирался. И как-то не думал реально о возможности встретиться с этим чудодеем нашего столь трудного жанра…

В ТФ годы существовал в Москве маленький клуб худо

— Зощенко.

И произошло это в начале 1926 года…

Я опустился на стул визави с Михаилом Михайловичем и принялся его рассматривать довольно-таки бесцеремонно. Но при этом на лице моем отражался такой глубокий интерес к писателю, такое преклонение перед ннм, что Зощенко лишь улыбался… А беседа шла самая обычная. Говорили больше москвичи. Зощенко по своей привычке молчал или вставлял короткие реплики. Меня поразило, что автор самых смешных рассказов и фельетонов не шутит вовсе.

Да, этот спокойный и сдержанный человек никак не походил на сотрудников московской сатирической печати. В «Крокодиле» и в «Красном перце» и в прочих журналах, давно уже исчезнувших, царила атмосфера шумного богемного застолья. Выпивали и закусывали в редакциях редко, но, например, так называемые «темные заседания», назначением коих было рассмотрение и поиски сюжетов для карикатур, часто сопровождались подачей бутербродов и пива. А это влияло на характер сборищ всенепременно. Да и к тому же в первые годы советские сатирические журналы унаследовали нравы дореволюционного «Сатирикона», где редактора хозяева журнала — Арк. Аверченко Алексей

Радаков задавали тон непрерывной шутливой полемики. Да и трудно не острить, если цель собрания — именно создание возможно большего количества шуток… Уже в 30-х годах И. А. Ильф, не терпевший суесловия и пошлостей, часто прерывал развеселившихся товарищей сердитым вопросом: «Кончится когда-нибудь этот пир остроумия?!»

Да и я сам, человек шумный, не слишком контролировал в те годы, что я говорю… А тут — автор безумно смешных произведений держит себя, словно не его перу принадлежат эти шедевры!