Этюды любви и ненависти

Когда Даниил Лукич шел по Крестному пути, то вспомнил своего предшественника Андрея Николаевича Муравьева (1806-1874), посетившего Палестину в 1830 г. и с негодованием писавшего, что "искупленные Им не должны бы дерзать преступною стопою беспечно попирать священные следы Его страсти (муки)". Муравьев приводит перечень "лишних людей" на этом скорбном пути, включая себя грешного, разъезжавшего на осле от станции к станции (места остановок Иисуса на Крестном пути). В этом списке "лишних" есть и еврей. Миникомментарий по этому поводу Мордовцева: "Ныне презренный, порабощенный еврей малодушно идет по сему поприщу, где его преступные предки призвали ему на главу ту священную кровь, которою некогда оно дымилось… Робко идет он, как бы по острию меча, заглядывая украдкою на открывающийся сквозь арки зданий зеленый луг древнего Соломонова храма, вечный предмет его тщетных слез и желаний". И далее: "Ну чем же виноват этот бедный еврей?" Впрочем, познакомившись с хозяином иерусалимского отеля гером Горнштейном, писатель сразу признал в нем прямого потомка тех горланов (так писали тогда слово горлопан), которые в неведении своем усердно кричали: "Распни, распни его! кровь его на нас и на чадах наших". Кроме того, сей гер Горнштейн оказался земляком из Одессы. Мордовцев добавляет, что и хозяйка отеля "Royal" в Каире m-me Roland тоже из Одессы, и иронизирует по поводу весьма специфических воспоминаний бывшего одессита о России: во-первых, он помнил, что русские любят чай, а во-вторых, изрядное число слов, а именно "купить, продать, дорого, дешево, счет, золото и т. п.", но дело свое Горнштейн знает, подает чай и даже mit Milch, т. е. с молоком от одной из иерусалимских коров и с маслом, как полагал Даниил Лукич, из одной из тех коз или овец, которых купали в "Овечьей купели", ибо масло оказалось необыкновенно нежного вкуса, "какое-то невиданное"…42 Другой путешественник, побывавший в Святой земле раньше, отсылает туристов за помощью к владельцу иерусалимской лавки еврею Шпитлеру, который всегда поможет найти надежного проводника из новообращенных христиан и снабдит полезными советами, столь необходимыми путешествующему по Палестине. Однако предупреждает, что самый грязный квартал – "…еврейский, на юго-востоке, на склоне Сионской горы, в древней Тиропеонской долине. Это темная и зловонная клоака, обитаемая евреями, живущими в домах, сбитых из грязи". Правда, владелец самой сносной гостиницы в Яффе English Hotel тоже еврей по фамилии Блатнер43.

По мере продвижения по Via dolorosa Д.Л. Мордовцева обуревали смешанные чувства:

"так много горького в истории этой бедной земли и в истории бедных, глупых, живущих на ней людей". На самой знаменитой в мире улице он видел "все, в чем только может проявиться грязь и гадость человека и животных, и немало попадалось мне под стенами дохлых котят и кошек, видимо, тут же и околевших и никем не подобранных". Смрад немилосердный. На этой же улице он воочию наблюдал знаменье времени: дрались дети – "евреята с арапчатами". Оказывается, евреи вовсе не были такими "малодушными", как их увидел Муравьев.

Мордовцев воздерживается от описания Гроба Господня, ссылаясь на общеизвестность этого места – "сердца вселенной".

У Распутина тоже нет описания Гроба Господня, но по другой причине. Он был не в состоянии его описать, ибо испытывал лишь восторг искренне верующего человека: "Что реку о такой минуте, когда подходил ко Гробу Христа. Так я чувствовал, что Гроб – гроб любви, и такое чувство в себе имел, что всех готов обласкать, и такая любовь к людям, что все люди кажутся святыми… Сколько с ним воскреснет посетителей! И какой народ? Все простячки, которые сокрушаются, – ведя их по морю, Бог заставил любить Себя разным страхом; они постятся, их пища – одни сухарики, даже не видят, как спасаются".