Как раз через полвека после появления главного труда Шопенгауэра (Die Welt als Wille und Vorstellung) другой немецкий философ, Эдуард Гартманн1 попытался сделать новый шаг в том же направлении. Не принимая всей метафизики Шопенгауэра, он разделяет его мнение о невозможности считать счастье настоящею целью существования. В доказательство этого положения он рассматривает три стадии иллюзий, через которые прошло человечество.
На первой думали, что счастье может быть достигнуто в настоящей жизни. Но все считавшееся источником счастья: молодость, здоровье, утоление голода, супружеская и семейная любовь, жажда славы и т. д., приводило к полному разочарованию.
1 Philosophiе des Unbewussten. Berlin, 1869.
153
Особенно строго критикует Гартманн любовь в тесном смысле слова. Он не сомневается в том, что "любовь доставляет заинтересованным лицам гораздо более страданий, чем удовольствия" (стр. 560). "Поэтому несомненно, что рассудок должен бы советовать полное воздержание от любви" и как средство для достижения этой цели - "уничтожение полового влечения, т.е. кастрацию, если последняя действительно устраняет половое влечение" (стр. 565). По мнению Гартманна, с точки зрения личного счастия "это единственный возможный результат". Поэтому, только жертвуя этим счастьем, человек может решиться любить с целью сделать возможной эволюцию космического процесса.
Когда человечество убедилось в невозможности достичь счастья в этом мире, оно вообразило, что цель эта может быть достигнута после смерти, в загробной жизни. Но это было только второй стадией иллюзии, основанной на вере в будущую вечную жизнь.
Несомненно, "что индивидуальность органического тела, точно так же как и сознания, - одна видимость, исчезающая после смерти..." (стр. 603), и нетрудно, следовательно, признать,- заключает Гартманн, - что надежда личного бессмертия души также не что иное как иллюзия. Этим самым подрывается главная основа обещаний религий, так как человек дорожит одним своим драгоценным я и нисколько не интересуется будущим благом, если не он сам его ощущает и им пользуется (стр. 606).
Разочаровавшись в возможности достичь счастья в настоящей и в будущей жизни, человечество бросилось в объятия третьей иллюзии.
Все же, убежденное, что цель его есть истинное счастье, оно предположило, будто достигнет его лишь в будущие времена космического процесса. Гипотеза эта основана на вере в прогрессивное мировое развитие.
Но и это - заблуждение. "Сколько бы человечество ни шло вперед, говорит Гартманн, - никогда не удастся ему не только устранить, но даже уменьшить главные беды, его гнетущие: болезнь, старость, зависимость от воли и власти других, нищенство и недовольство. Сколько бы лекарств ни нашли против болезней, число последних, особенно столь мучительных хронических болезней, все же будет возрастать быстрее, чем успех медицины. Всегда веселая молодость будет составлять лишь частицу у человечества, в то время как остальная часть его будет охвачена угрюмою старостью" (стр. 615).
Гартманн делает следующие возражения против идеи, будто счастье должно быть достигнуто по мере прогрессирования человечества: "Из всех народов самые довольные - наиболее
154
грубые и первобытные; у культурных же - наименее образованные. Прочно установлено что с прогрессом народного образования увеличивается и его недовольство" (стр. 616).
"С теоретической точки зрения научные успехи только мало или даже вовсе не способствуют счастью. С практической - они служат на пользу политики, социальной жизни, нравственности и техники". "Фабрики, пароходы, железные дороги и телеграфы еще не дали ничего положительного для счастья людского" (стр. 621).
Гартманн несколько раз возвращается к тому выводу, что первобытные народы счастливее цивилизованных, что "бедные, нищие и грубые классы счастливее богатых, благородных и образованных, что глупцы счастливее умных и что вообще существо тем счастливее, чем его нервная система нечувствительнее, так как при этих условиях избыток страдания над удовольствием менее велик, а сохранение иллюзий значительнее. С прогрессивным же развитием человечества получается не только нарастание богатств и потребностей, но и увеличение чувствительности нервной системы и умственной культуры. Вследствие этого также обнаруживается излишек воспринятого страдания в сравнении с удовольствием и разрушение иллюзии, т.е. сознание жизненных бед, суетности большинства удовольствий и чувство страдания. Опыт показывает, что само страдание растет вместе с сознанием его. Итак, это столь часто провозглашенное увеличение общего блага, связанное с мировым прогрессом, основывается на совершенно поверхностном представлении" (стр. 624).
Придя к такому пессимистическому заключению, т.е. к невозможности достижения счастья человечеством, Гартманн спрашивает себя, каково же настоящее назначение человека?