Этюды в багровых тонах: катастрофы и люди

Теперь мы знаем, что все формы «черной смерти» — и бубонная чума, и легочная, самая опасная, от которой человек умирает за сутки, вызываются бактерией Pasteurella pestis, которая в естественных условиях встречается у некоторых грызунов. Бактерии распространяются крысиной блохой Xenopsylla cheopis. Блоха, кусая животное — носителя чумной бактерии, заражается сама. Бактерии размножаются и забивают пищеварительный тракт блохи, которая вводит в кровоток хозяина новую порцию бактерий. Но грызуны обладают иммунитетом! В отличие от людей…

Знания — сила! Уже на переломе веков появились противочумные сыворотки. Немалый вклад в их создание внесли и русские врачи, экспериментировавшие в закрытом для всех «чумном» форте «Александр I» под Санкт-Петербургом. Они же, русские, одолели в 1910 году легочную чуму в Харбине, хотя умер из врачей каждый второй, а из медсестер — каждая третья.

Потом на помощь людям в их борьбе с чумой пришли антибиотики, чумной бактериофаг… Казалось бы, все, не осталось в этом мире места для чумы! Но — нет, она лишь притаилась до срока. И вот в 1996 году из США, самой богатой и так пекущейся о здоровье своих граждан стране мира, приходит известие: во Флориде от чумы скончалось 7 человек.

Тела их сожгли. Как в Средние века…

Господин Великий Голод

За два с половиной года — с 1601 по 1603 — по разным данным, вымерла треть населения государства Московского. Только в столице, как писал келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын, из двухсот пятидесяти тысяч ее населения умерло сто двадцать семь тысяч человек. А учитывая то, что в Москву прибывали все новые и новые беженцы, некоторые исследователи называют еще более страшную цифру — пятьсот тысяч. Такого голода Россия не знала ни до, не узнает и после.

Снег в июле

Ивашка бегал по двору и ловил ртом пушистые снежные хлопья. Вот он поскользнулся, упал и счастливо засмеялся.

^{Голод в Москве. Старинная гравюра}

Митька ждал, что мать подскочит, выдернет брата из грязи и привычно наградит подзатыльником. Но мать сидела на плахе, вросшей в землю у двери избы, и молча качалась из стороны в сторону. Слезы катились по ее изъеденному оспинами и морщинами лицу. Рядом стоял отец. Он смотрел на небо и бормотал:

— Что же это деется, Господи? Прости нас…

Он был ни в чем не виноват, и все же просил прощения за грехи — свои, боярские, царевы, все бывшие и будущие.

Напрасно.

Снегопады в июле сменились морозами в августе. Схватился льдом Днепр. В сентябре по нему уже ездили на санях. На стремнине обоз с сеном проломил лед. Отца утянуло под белое речное покрывало. Так его и не нашли — ни тогда, ни потом, в половодье, да и не очень искали, да и некому было.

— Пожалел отца вашего Боженька, — часто говорила мать долгими зимними вечерами. — Уберег от иной смерти — лютой, голодной.

К весне она стала заговариваться, а к лету вдруг разучилась говорить вовсе. Лепетала что-то и прижимала к себе Ивашку. Когда Митька пытался отнять у нее брата, она начинала визжать.

А с губ Ивашки не сходила улыбка. Уже несколько дней он был мертв. После очередной попытки Митька в сердцах плюнул на пол, чего раньше никогда себе не позволял. Мать ругалась, по губам била. Но что ее сейчас бояться, безумную?

Вместе с красно-белым сгустком изо рта Митьки вылетел зуб. У него их почти не осталось.

Знаки беды

Великим и страшным потрясениям всегда предшествуют знамения. В Московии конца XVI — начала XVII века их было предостаточно.

Только-только перевели дух люди после ужасов правления царя Ивана Васильевича, нареченного народом Грозным, только-только стали забываться его опричники, а уж новые напасти на подходе.

Говорили, появилась в северных морях «рыба-кит», которая другому пропитанию человечину предпочитает. И до того дошло чудище, что Соловецкий монастырь едва по камешку не разнесло, чтобы сидельцами его полакомиться. Уцелела же братия потому лишь, что молилась усердно и, лбы кровеня, поклоны била.

Четыре года спустя оползень разрушил святой Печерский монастырь, что в Нижнем Новгороде. Тронулась после ливня земля, сползла по склону и затопила жидкой грязью кельи. Долго потом монахов откапывали, но откопать — не вся забота, как их глотки от глины очистить — вот задача. Выскребать пришлось ложками, а кого и так закопали, по-простому.

А в Москве-то, в Москве! Откуда ни возьмись, стали забегать в город черно-бурые лисицы. От века их не было, и вот на тебе! А собаки бездомные? Волки? Всегда в стаи сбивались, полукровок плодили, а тут вдруг стали грызть друг друга, поедать без остатка.