Эткинд, Александр - Хлыст. Секты. Литература и революция

Со столь радикальной интерпретацией совпадает мнение осведомленного Виктора Шюювского, который вскоре после встреч с Белым в Берлине писал: «Для Белого 1922 года Lapan и есть истина»[156]. Иначе говоря, Белый в это время верил в то, что крут младших символистов был религиозной сектой, подобной хлыстам. Шкловский основывался скорее на словах Белого, чем на его танцах, но использовал сходный аргумент: с годами Белый слился с идеей, которой раньше придавал значение метафоры[157]. Цветаева в данном случае, как и во многих других, больше интересуется телесным воплощением идеи, физическим осуществлением текста.

Итак, Цветаева интерпретирована танцы Белого как оживший ритуал русских хлыстов, а Ходасевич понимал их как пародию на эвритмию. Различие в этих интерпретациях бытового поведения связано с тем, что Ходасевич и Цветаева по-разному смотрели на Белого как на писателя. Для Ходасевича Белый — менее всего автор Серебряного голубя, его анализ романов Белого начинается с Петербурга; а для Цветаевой, наоборот. Белый — более всего автор Голубя, другие его романы в Пленном фасе демонстративно отсутствуют (даже Петербург ни разу не упоминается[158]). Ее рассуждения проникнуты самой сильной трактовкой отношений между текстом и жизнью. В жизни символиста все символ, с уверенностью сказано здесь. Такого рода сверх-детерминированный анализ не способен учитывать разные тексты, которые сразу стали бы противоречить друг другу и тем оставили бы автору его свободу; поэтому экстремистская герменевтика Цветаевой разворачивается внутри модели 'один текст — одна жизнь'. Пленный дух — текстологический анализ жизни Белого, которая вся рассматривается в ее отношении к Серебряному голубю.

3 Возможно, в этой иронической фразе отразилосы-обсгвенное разочарование Шкловского в той лапановской интерпретации, которое он дал русскому футуризму в 1916 году в статье «О поэзии и заумном языке»; см. в настоящей книге Введение. Филологическое.

Две части, на которые симметрично разделен очерк Цветаевой, по-разному связаны с романом Белого. Если в начале Пленного духа (где описаны годы 1910 и 1916) Андрей Белый — автор Серебряного голубя, то в конце этого очерка (1922 и 1934) Белый становится героем своего собственного романа. Текст отражает предшествующую его написанию часть авторской жизни и воплощается в последующей части. Первая часть жизни Белого и очерка Цветаевой текстостремительна, вторая часть текстобежна. В первой части Цветаева рассказывает о героях Серебряного голубя, их прототипах и оказанных на текст влияниях. Во второй части она развивает пришедшее к ней в минуту наибольшей близости с Белым «озарение: да ведь он сам был серебряный голубь, хлыстовский, грозный, но все же робкий, но все же голубь, серебряный голубь» (100).

Знакомство с Белым начинается с его книги. «Белый у нас в доме не бывал. Но книгу его Серебряный голубь часто называли», — рассказывает Цветаева; называли настолько часто, что трехлетняя дочь Цветаевой даже молилась за Андрея Белого (80). Читая Серебряного голубя и поклоняясь его автору — «самому знаменитому писателю России» (83) — юная Цветаева знала многое (почти столько, сколько i знают современные исследователи романа): что одним из прототипов главного героя был знакомый ей Сергей Соловьев1; что в Кате из романа изображена невеста Белого, Ася Тургенева; что главное влия- | ние на Белого периода Серебряного голубя оказывал Гершензон (86); и j наконец, что «в жизни символиста все — символ. Несимволов — нет» (83). Мечтая о Белом и восторгаясь Асей, Марина считала брак между f ними невозможным, и одна из причин этого была литературной: про- ; исходившее накладывалось на фабулу Серебряного голубя, герой кото- i рого бежит от брака с Катей и предпочитает ему хлыстовское сожи- j тельство с Матреной. «Марина, какое безумие, какое преступление — 1| брак!» — говорит по поводу ожидавшейся свадьбы Белого общий зна- г комый (90); такие слова можно было бы ожидать от героя Серебряного голубя на вершине его народнического экстаза. Выйти замуж за Бело- \ го — значит исказить его сущность; это «измена [...] Белому»; подо- i бно хлыстовскому пророку, ему пристали только белые одежды («we- \ isse Kleid«) — хотела сказать юная Марина самому Белому (88). Такие i слова могли бы принадлежать народной героине Серебряного голубя, I Не зря именно в этом месте текста «очень рассердился, разъярился — » Гершензон». 1

Пленный дух связан со своим предметом и подтекстом, Серебряным • голубем, отношениями естественной преемственности. Внутри нее развивается сложная интертекстуальная борьба — пародирование, оспаривание, подрыв предшественника. Весь текст Пленного духа скреплен зоологическим кодом. Тут множество животных, через отношения с которыми передаются разные состояния Белого. Герой, .