Эткинд, Александр - Хлыст. Секты. Литература и революция

ской культуре психиатрический диагноз воплощает в себе господствующие механизмы власти. Но в стране, которая целое столетие стояла на пороге Реформации и так и не прошла ее, диагностика миссионеров важнее диагностики психиатров. Профессионалы-сектоведы оказывались в ключевой роли специалистов по религиозным девиациям. Ортодоксальные миссионеры, подобно классическим психиатрам, описывали симптомы, указывавшие на опасность субъекта для себя и окружающих; один миссионер так и называл хлыстов, среди которых работал, «моими пациентами»[223]. Радикально настроенные этнографы играли роль, которую в рамках этой аналогии можно уподобить антипсихиатрическому движению времен Фуко: уверенные во внутреннем здоровье изученных ими общин и в их праве на своеобразие, они верили в светлое будущее всего народа, который рано или поздно весь приобщится к сектантскому опыту. Проблематика сект оказывалась связана с центральными механизмами самосохранения культуры.

Традицию Радаева продолжал уже в первые годы нашего столетия известный нам Алексей Щетинин. Он пользовался деньгами и женами членов своей общины 'чемреков', пока его не свергли в 1909, и закончил он свои дни в сумасшедшем доме. Щетинин уже прямо ассоциировался с Распутиным. Зинаида Гиппиус писала так: «Щетинин, чемряц-кий "батюшка" — да его не отличишь от Распутина. [...] Вел он себя совершенно так же безобразно, как и Распутин»; «Щетинин [...] только тем от Гришки и отличается, что [...] к царям не попал»[224].

Действительно, Распутина можно рассматривать как более талантливого мастера того же народного искусства. Психиатры, например Владимир Бехтерев, без колебаний ставили ему диагнозы; не менее достоверно, однако, мнение его многолетнего друга и врага, Илиодо-ра (Труфанова), который объяснял особенности Распутина постом, молитвой и развратом. Их совместным действием Распутин «утончил свою плоть и довел нервы свои до высшего предела колебания»; сходный эффект, по Илиодору, бывает от чахотки[225]. Воспоминания тех, кто общался с Распутиным, молчат о постах и самоизнурении; но в собственных воспоминаниях он рассказывал, что занимался всем этим в молодости. Подобно скопцам, хлыстам и толстовцам, Распутин был вегетарианцем; но в отличие от сектантов, любил выпить красного вина. Его особенная манера танцевать напоминала о хлыстовских радениях с их кружениями; вертясь, Распутин мог соревноваться с профессионалами из Императорского балета: «он плясал с какой-то дикой страстью [...] Ноги [...] носились с легкостью и быстротой поразительною»[226]. Кем бы ни был Распутин, он не ограничивался на-

родными рецептами. Белецкий на основании полицейских сведений сообщал, что Распутин прошел формальное обучение «гипнозу» у одного из петербургских «магнетизеров»1. Театральный режиссер Николай Евреинов объяснял «тайну Распутина» артистизмом, хлыстовством и гипнозом2.

Фуко не уставал подчеркивать неинституциональный характер власти, которая формируется снизу, складываясь из мелких проявлений взаимной экплуатации и зависимости; и вместе с тем микро-факты и микро-техники власти, как в мозаике, складываются в дискурсивную матрицу, характерную для больших культурных эпох. Власть Распутина имела первичный характер, психологический или, лучше сказать, биологический; но ее проявления были возможны только благодаря вере и надежде тех, на кого она была направлена. Реализация власти над телами определялась верой в идеи, а успешные проявления этой власти интерпретировались как новые эмпирические подтверждения той же веры. Терапевтической удачей Распутина было его общение с царевичем, страдавшим гемофилией, которую трудно ' считать невротическим симптомом. Менее удалось Распутину лече- 1 ние его убийцы Юсупова; но рассказывая о распутинской терапии, Юсупов описывал характерные признаки гипнотического транса3. 1 Властный Родзянко, мужчина громадного роста, сообщал, что он во- 1 обще-то не поддается гипнотическому воздействию, с которым ему, } однако, «часто» приходилось сталкиваться. Войдя в конфликт с Рас- ' Путиным, Родзянко почувствовал на себе «неведомую власть огромной силы», которой Председатель Думы противопоставил собственные «животную ярость» и «абсолютное бешенство»4. Даже далекий от мистики шеф российской полиции не отрицал фактов тех исцелений, которые, иногда на его глазах, производил Распутин. Белецкий объ- i яснял их гипнозом, но отдавал себе отчет в мистическом воздейст- Й вии. которое подобные явления производят на других свидетелей. » Так, Распутин вернул к жизни Вырубову, хотя она, не приходя в созна- j ние после железнодорожной катастрофы, была уже причащена святых \ тайн. Описывая это, Белецкий замечает: «я ясно представлял себе, ка- | кое глубокое и сильное впечатление эта сцена "воскрешения из мерт- I вых" [...] должна была произвести на высочайших особ»5. Те же техни- ? ки Распутин применял и в достижении собственно политических це- 1 лей, продвигая нужных людей или добиваясь нужных решений. I