Эткинд, Александр - Хлыст. Секты. Литература и революция

В 1909 году Бонч-Бруевич познакомился с Павлом Легкобытовым; для обоих встреча эта имела значение судьбоносное. Как раз в это время Легкобытов совершал переворот в сектантской общине чемреков, которая теперь была переименована в 'Начало века'. Об этом лучше рассказать его собственными словами:

И по окончании всей этой жизненной борьбы с различными препятствиями, собравши несколько частиц этих страдальцев различно изуродованных: у одних щеки полопались от жара, со стыда; у других порок сердца; нервно до неузнаваемости расшатан мозг; некоторые упали в унижения от потери всего имущества [...] II вот они собрались все единодушно разобрать недостатки друг друга, дабы выровнять все [...], так как они сами видели что над каждою частицею души и над каждым членом висела погибель и никто уже не мог иметь надежды на воскресение1.

Так, заботой сразу о душах и телах, о здоровье и бессмертии товарищей, Легкобытов мотивировал «снизвержение» своего учителя и конкурента Щетинина. Временами гибкий язык Легкобытова перемещает нас из мира Платонова в мир Зощенко:

Так что о спасении их уже не было и не могло быть речи и все хроникеры уже отнесли свои заметки каждый в свою редакцию. Так что, [...] слушая о всем ужасе, многие вздрагивали, морщились, сплевывали. Некоторые нервные дамочки в истерику на мгновение приходили, показывая вид как они далеки от всего этого (там же).

Как во всей истории этой общины, пошлые и смешные детали плавно переходят в пророчества и проклятия, сатирический текст сливается с апокалиптическим; сейчас мы лучше поймем, почему Мережковский называл этого человека антихристом:

А если бы кто по неведению и помыслил, что на нем завет нашего времени не имел [...] власти, [...] то как же он будет иметь участие в воскресении в начале жизни вечной [...] Участвующие в имени завета нашего времени все оказались под грехом и все были обречены на смерть, [...] отчего ожил грех и стал властвовать над всеми. Но у каждой частицы этого тела в этой вере было семя надежды на то, что настанет избавление и отвратится всякое нечестие.

Телесные метафоры полны смысла; Легкобытов вкладывает в них новый проект тотального контроля над мыслями и телами своих верных — проект, который заменит все прочие.

И вот настал тот желанный день, в который истинные участники [...] полагают всю свою временную жизнь со всеми личными выгодами, дабы исполнить новую заповедь в любви друг перед другом и совершенным своим объединением в единое живое тело по естеству человеческому, [...] чем заменяется все чаяние и все обещания, как древние так и современные.

Свергнутый Щетинин донес на своих прежних «рабов»; Легкобытов был арестован, но вскоре отпущен на поруки Бонч-Бруевича'. Результатом стал объемистый 7-й том Материалов под редакцией Бонч-Бруевича; вышедший в 1916 году, он содержит необыкновенно многочисленные, вплоть до разных квитанций, и щедро комментированные Бонч-Бруевичем документы этой маленькой общины питерских сектантов2. История 'чемреков' доведена здесь как раз до переворота 1909 года; в своих примечаниях к тому Бонч-Бруевич обещал составить еще одно такое же собрание документов, посвященных текущей жизни 'Начала века'. Давая волю чувствам, Гиппиус записывала в ноябре 1916 года:

Эту секту, после провала старца-Щетинина, подобрал прохвост Бонч-Бруевич [...] и начал обрабатывать оставшихся последователей на 'божественную' социал-демократию большевистского пошиба. (...) И чего только нет в России! Мы сами даже не знаем. Страна величайших и пугающих нелепостей3.

Архив содержит многостраничную автобиографию Легкобытова, собственноручно записанную с его слов Бонч-Бруевичем4 и, вероятно, связанную с этим проектом. Павел Легкобытов был родом из Курской губернии. Отец его был малограмотен, но начитан в Писании, любил религиозные споры, горячился и в пьяном виде «не раз даже дрался со священниками». С 7 лет Павел работал в трактире мальчиком, с 16 пил водку и ходил к проституткам. Он продолжал читать священные книги, особенно интересовали его пустынники и мученики. Так он стал носить вериги и бичевать себя вместе с товарищами. Потом пошел странствовать, жил тем, что читал книги паломникам у святых мест. В Ростове-на-Дону устроил народную библиотеку, в которой были народнические журналы — Современник, Дело, книги Маркса и нелегальная литература. Тут Легкобытов познакомился с ростовскими босяками; среди них были «замечательные личности высокой гуманности, истинной человечности, почти что как святые [...] Беседы с ними производили на меня потрясающее впечатление... Какой силой и вдохновенностью дышали их слова!»5. Сам Легкобытов то пил месяцами, то постился неделями.

Он рассказал Бонч-Бруевичу трогательную и странную историю. Он был уже женат и состоял на службе в биржевой артели. Все свободное время он тратил на чтение религиозных книг, но его мучил страшный для него вопрос: «единственно, что меня может соблазнить в будущем, подвергнуть страшному искушению, это то, что я не