Всего за два месяца до смерти Сталина (в январе 1953 года) была арестована группа известных московских врачей (М. С. Вовси, Б. Б. Коган, А. И. Фельдман, А. М. Гринштейн, Я. Г. Этингер и др.), евреев по национальности, которые были обречены Сталиным на показательную кару. Еще до суда, в Кремле, было сформулировано обвинение, одобренное 9 января 1953 года на заседании Бюро Президиума ЦК КПСС и изложенное в редакционной статье в «Правде» от 13 января. Статья, как и правительственное сообщение, делала упор на сионистском характере террористической группы, завербованной «филиалом американской разведки — международной еврейской буржуазно-националистической организацией „Джойнт“». Объявленная народу легенда гласила, что врачи-убийцы по заданию врага должны были сводить в могилу видных деятелей партии и правительства путем неправильного их лечения. Если кампания против театральных критиков вызвала массовый подъем ксенофобии, то не стоит удивляться взрыву ксенофобии, вызванной сообщениями об «убийцах в белых халатах» — это выражение стало популярным мемом в начале 1953 года. Антисемитизм разжигали и массово тиражировали в советской прессе. Конъюнктурные фельетоны о евреях, и не только о врачах, а о порочном народе в целом, заполнили собой популярные издания. Самый знаменитый фельетон такой направленности, «Пиня из Жмерники» писателя Ардоматского, был опубликован в журнале «Крокодил» в марте 1953 года. Последствия это «дела» могли стать еще более трагичными, но крупный показательный процесс по «делу врачей» не состоялся — режиссер-постановщик умер.
Многие считают антисемитизм разновидностью ксенофобии (юдофобией), но, на наш взгляд, такая оценка не всегда верна. Вне зависимости от того, была или не была присуща лично Сталину юдофобия, его национальную политику, в том числе и по отношению к евреям, нельзя свести к проявлениям ксенофобии, во всяком случае в том понимании этого явления, которое сложилось в социальной психологии. Здесь под ксенофобией понимаются иррациональные неконтролируемые страхи и предубеждения по отношению к чужим. Сталинский антисемитизм был совсем другим — осмысленным, контролируемым и прагматично коварным. Диктатор использовал этот инструмент политики в определенные исторические моменты и мог, по своему усмотрению, останавливать и возбуждать антисемитские кампании. Такая политика не была узконаправленной на какую-то одну этническую общность и предполагала возможность репрессий против любой этнополитической группы, включая и «русских националистов». В 1940–1950‐х годах масштабным, массовым репрессиям подверглись балкарцы, калмыки, чеченцы, ингуши, крымские татары, поволжские немцы и многие другие народы. Их образы целенаправленно демонизировались в массовом сознании жителей СССР. При этом нет никаких свидетельств, что Сталин испытывал к этим народам личные чувства ксенофобии, да и вообще какие-либо чувства. Как говорят герои фильмов о гангстерах: «Ничего личного, только бизнес». Для диктатора это был политический бизнес, ради которого он мог отступить от любых идейных, не говоря уже об этических принципах. Другое дело, что политическая прагматика верхов неизбежно оживляла накопившиеся стереотипы, ксенофобию в массовом сознании. В этом случае фобии по отношению к евреям, разжигаемые со времен Российской империи, распространились быстрее и шире, чем другие в СССР. Как только государственный антисемитизм ослабел в постсоветской России, то и массовая ксенофобия к евреям стала слабеть. Начиная с 1990‐х годов и по сей день евреи входят в группу этнических общностей с наименьшей культурной дистанцией по отношению к русскому большинству населения страны[325]
.8. Эпоха «этнополитической оттепели»: хрущевский период (1953–1964)
Контрастный черно-белый надгробный памятник Н. С. Хрущеву на Новодевичьем кладбище хорошо отражает сущность этого политика, в том числе и в сфере этнической политики.