Таким образом, глобализация оказывается не очередным этапом всемирного прогресса, а началом регрессивного развития. В процессе этого видимость процветания определенных социальных страт и государств-лидеров достигается за счет целенаправленной маргинализации других государств и социальных страт
, в том числе и самих стран «ядра», которые дистанцируются от ресурсных потоков и, соответственно, основных социальных институтов и «социальных лифтов».Общепризнанными социальными феноменами глобализации являются, с одной стороны, кризис наций, а с другой – неожиданный и повсеместный всплеск этничности и религиозности. Регрессивное развитие социума при глобализации актуализирует рост этнической фрагментации нации. Все это происходит на фоне маргинализации и попадании в зону застойной бедности не только разного рода социальных страт, но и населения целых государств. Эти процессы не находят убедительных объяснений в рамках известных теорий этно– и нациогенеза.
Этнокультурную фрагментацию постиндустриального общества можно объяснить исходя из положения о том, что нация и этнос являются устойчиво и длительно сосуществующими, но при этом качественно различными общностями, которые формируются различными сферами человеческого бытия, имеют различный генезис и динамику развития, которые определяются нетождественностью их онтологических оснований.
И если онтологическая основа бытия этноса – непосредственная социальная наследственность, воспроизводящая этнос через образ жизни и структуру повседневности, то сущностное основание нации – сфера политики и государственного строительства, взаимодействие индивида с институтами государства и гражданского общества.
Отсюда следует, что нация и этнос – не последовательные стадии развития, а независимо сосуществующие, часто конкурирующие и во многом альтернативные феномены социального бытия.
Так, доминирование национально-государственной идентичности оттесняет этническую на второй план и наоборот.Сыграв роль субстрата, культурной почвы для строительства наций, государствообразующие этносы продолжают развитие в латентной форме, вновь проявляясь и активизируясь в условиях социального регресса – локального или глобального.
Так или иначе, устойчивая актуализация религиозного сознания и архаичного этноса на фоне системного кризиса нации, как общности, в рамках которой протекал социально-экономический прогресс последних столетий, является как признаком регресса, так и важнейшим фактором его ускорения.
Кризис нации, как интегрирующей общество социальной группы, объективно ведет к стихийному возврату, актуализации архаичных форм социальной организации, несовместимых с индустриальными формами общественного производства, и это противоречие постепенно приобретает явную форму.
Важнейшим индикатором становления глобального социального кризиса стал кризис национального государства. Если раньше кризис локального социума носил изолированный характер, то глобализация превращает локальный социум в открытую неравновесную систему, создавая глобальные каналы как стихийного «перетока» кризиса, так и управляемого «экспорта нестабильности», что качественно снижает устойчивость мировой системы.
Кризис национального государства идет как глобальный, почти синхронный процесс со сходными внешними проявлениями и социальными механизмами. Вместе с тем само превращение национального государства в открытую систему и синхронизация кризисных явлений в мировом масштабе не объясняют механизмов и движущих сил кризиса современных наций.
Смена вектора мирового развития от прогресса к переделу ограниченных ресурсов в условиях суженного воспроизводства с необходимостью ведет к изменению функций и форм современного государства, как самосозидающей сущности.
Сохранив и даже расширив возможности воздействия на общество, сохранив государственный аппарат, как инструмент воздействия на общество и отдельного индивида (в том числе и как инструмент принуждения), и его фактические полномочия, государство эпохи глобализации не самоустраняется из социальной жизни, но изменяет приоритеты и цели соответственно новым приоритетам элит.