Это Америка

— Видите ли… чтобы похоронить тело по всем обрядам, нам обязательно надо знать, делали ему обрезание или нет.

— Вы что, не могли спросить у мамы?.. — удивилась Роза.

— Ой, конечно же, я спрашивал. Но ваша мама не знает.

Роза повернулась к матери:

— Мама, это правда? Правда, что ты не знаешь, делали ли папе обрезание?

Маруся устало и неохотно отмахнулась:

— Откуда мне знать? Мы с Мишей никогда на эту тему не говорили.

— Мама, но откуда же я взялась? Неужели ты никогда не видела этого, как его?…

Маруся всплеснула руками, залилась слезами:

— Да оставьте меня уже в покое! Не смотрела я туда, вот и все.

Роза повернулась к Яше и развела руками:

— Вот старое поколение — двадцать пять лет замужем, а она не смотрела!

Яша в ответ еще глубже свесил голову, но раввин опять потянул его за рукав:

— Спросите у них, может, он говорил о желании сделать обрезание после смерти?

Яша тяжело вздохнул, отвел Розу в сторону:

— Раввин спрашивает, может быть, ваш папа… он хотел бы иметь обрезание после смерти?

Роза в ужасе отскочила от него:

— Обрезание после смерти? Неужели вы думаете, что нормальные люди обсуждают такие проблемы — делать им обрезание после смерти или не делать?

Яша ничуть не смутился:

— Но нормальный еврей должен быть обрезанным. Наш ребе, он очень умный, ой какой он умный! Вот он думает об этом.

— Дурак он, если так думает. Пусть себе и закажет обрезание после смерти.

— Ну что вы говорите!.. Ему не надо, он уже… Вы только спросите у мамы, согласна ли она. Тогда он вызовет мохела, который все сделает. Он так красиво обрезает! И не больно.

Роза горько переспросила:

— Что, мертвые не кричат и не дергаются?

— Ой, зачем вы так говорите? Это ведь по закону, чтобы предстать перед Богом обрезанным. И сам раввин будет сандаком, крестным отцом. Это большая честь для вашего папы.

Тут Маруся слабым голосом спросила:

— Доченька, скажи уже мне, о чем вы там говорите.

Роза тихо сказала матери, оглядываясь на мужчин:

— Мама, ему не делали обрезание.

— Ах, какое это все имеет значение!..

— А такое, что они хотят ему делать обрезание теперь.

Маруся застыла с открытым ртом:

— О чем ты?.. Я не понимаю, до меня не доходит.

— Мама, мамочка, ты соберись с мыслями. Видишь ли, чтобы похоронить папу по ихним обрядам, они хотят сделать ему обрезание теперь. Иначе еврейский Бог его не узнает. Поняла?

— То есть как мертвому обрезание?..

— Да. По закону ихнего раввината.

Маруся эхом ответила на слова дочери:

— Но это же надругательство над телом… У меня с головой что-то… Мне кажется, что я сама сейчас умру.

Роза обняла мать, вкрадчиво стала говорить:

— Мамочка, я понимаю, но ты соберись с мыслями, ты же сильная женщина, настоящая русская баба.

— Что же я должна делать, если я русская баба?

— Им надо сказать, согласна ли ты на это.

— Согласна ли я?.. При чем тут я?.. Я только знаю, что теперь уже русской бабе это… — она запнулась, указывая на ширинку, — это уже не понадобится, оно уже мертвое.

Яша подкрался сзади к Розе, вкрадчиво спросил:

— Раввин спрашивает, можно ли уже звать мохела? Если вы не согласитесь, раввинат может сделать это по своей воле. Раввинат все может.

Роза громко и отчаянно закричала:

— Черт вас побери вместе с вашим раввинатом! Делайте что хотите!

Обрадованный Яша кинулся к раввину:

— Они согласны, можно звать мохела.

— Так — так, так. А для чего звать?

— Но вы же сами говорили — чтобы сделать обрезание!

Раввин радостно воскликнул:

— Ах, да — для обрезания!.. Какой вы умница!.. Так они согласны? Давайте звать мохела.

И они с Яшей ушли звать бригаду для обрезания, живо переговариваясь на ходу[39].

* * *

Пришел специалист — мохел — с бригадой помощников. Женщин попросили выйти. Он быстро управился со своей задачей, а потом они пили кошерное вино, пели и танцевали вокруг тела. Маруся с Розой со страхом наблюдали за ними в проем двери.

Хоронили Михаила Штейна на еврейском кладбище. Над завернутым в саван телом десять мужчин читали кадиш, а Маруся с Розой должны были стоять в стороне: женщины не могли участвовать в кадише.

Маруся огорчалась, что Мишу не положили в гроб, шептала дочери:

— Что же это такое?.. Гроба нет, все не по — нашему, все чужое…

Роза обнимала мать и плакала:

— Боже, как мы хорошо жили еще вчера…

Потом им разрешили попрощаться с телом. Маруся прильнула к своему Мише, оглянулась, украдкой перекрестила его и засунула в складку савана христианский крестик. Она была уверена, что так надо, и опять шепнула дочери:

— Я знаю — Мишенька сам хотел бы иметь крестик.

Роза подумала: «Уж лучше крестик, чем обрезание после смерти…» К ним подошел раввин и неожиданно надрезал ножницами их кофты.

— Ой, что это? Зачем?

Услужливый Яша тут же объяснил:

— Это полагается по обряду. После похорон вы должны выбросить эти вещи.

Когда все мужчины ушли, мать и дочь прокрались на кладбище и долго стояли над ровной свежей землей, на которую положили белую мраморную плиту. Маруся очень огорчилась, что на могиле не возвели обычного в России холмика:

— Что же это такое? Холмика могильного — и того нет. Все не по — нашему, не по — людски…

Она шептала молитву и долго крестилась.