Это Америка

— Еврейских не знаю, зато русские обычаи хорошо усвоил: чуть не каждый день меня за спиной жидом обзывали, а потом и вообще с работы выгнали. Тут ясно евреем себя почувствуешь. Вот Маруся у меня русская, а ее тоже жидовкой обзывали, потому что за евреем замужем.

— А вы русская? — Яша удивленно спросил Марусю.

Она засмеялась:

— Чисто — начисто, крестьянская косточка. Как за еврея выходила, так меня все отговаривали. А вот двадцать пять лет живем счастливо и дочку вырастили.

Михаил налил себе еще водки:

— Двадцать пять прожили, и еще столько проживем, — и залпом выпил стакан.

Яша пристально посмотрел на Марусю, помигал, спросил подозрительно:

— И мама у вас русская?

— Конечно, русская, — засмеялась Маруся.

— И ее мама тоже русская?

— Ну да, все мы русские.

Яша отчаянно взмахнул руками:

— Ой, послушайте, это же плохо, очень плохо.

Михаил не понял, ухмыльнулся:

— Чего ты несешь? Чего же в этом «очень плохого», а?

— Так вы же не знаете: в Израиле смешанные браки не признают. Вас не признают.

Маруся уставилась на него и с возмущением воскликнула:

— Это как же так не признают? Что же, здесь я своему собственному мужу не жена?

Михаил снял с плеч ремни баяна, отложил его в сторону, стал успокаивать жену:

— Маруся, Маруся, ты не волнуйся, не может быть таких дурацких законов!

Но Яша настаивал на своем:

— Говорю вам — раввинат Израиля не признает браков евреев с русскими.

Михаил не на шутку обозлился:

— Плевать я хотел на ваш раввинат — она моя жена, и все тут. — Он занервничал, выпил залпом еще водки, откусил кусок сала, явно демонстрируя это Яше. — Что нам твой раввинат — шавинат? Мы теперь в свободном мире обосновались. Там, в России, нам диктовали, как жить. А теперь я буду жить, как хочу. А жить я хочу со своей женой, и долго жить.

Но Яша не унимался:

— Так вы же не знаете, в Израиле раввинат — это главная сила, он правительству все законы диктует.

Маруся чуть не плакала:

— Это что же такое! По его законам получается, что здесь хуже, чем в России, что ли? Там меня за еврея выходить отговаривали, а здесь вообще с мужем развести могут?

— Да ты не волнуйся, — успокаивал ее Михаил. Мы утрясем это с раввинатом ихним, а нет — и без него обойдемся.

Яша вдруг ударил себя по лбу и радостно завопил:

— Ой, конечно утрясете! Послушайте, для вас это даже очень просто. Я поговорю с нашим раввином, ваша жена примет иудаизм, а потом он устроит вам новую свадьбу, под хупой. И вы заживете новой жизнью как еврейка. Пойдемте сейчас к раввину.

Михаил еще больше рассердился, побагровел, стал наступать на Яшу:

— Ну ты даешь! Зачем нам твой раввин? Какую нам еще свадьбу под хупой? Да нам о дочкиной свадьбе надо думать, а не чтобы я второй раз на своей жене женился.

Яша отступал, а к Михаилу присоединилась Маруся:

— С чего это, скажите пожалуйста, я буду веру менять? Я и в русского-то бога не больно верую, так с чего мне еврейскому богу молиться? И Миша правильно говорит, нам бы вот дочку пристроить, Розочку нашу.

Тут Яша повесил голову:

— И это трудно будет, ой как трудно.

— Чего ты нас все пугаешь? Почему это нашей Розочке здесь трудно будет? Мы от трудного из России уехали, чтобы здесь нам легко стало.

Михаил поморщился и потер грудь, вдруг неожиданно заболело сердце, пришлось сесть. Маруся смотрела на него с тревогой, а Яша продолжал гудеть, как шмель:

— Я вас не пугаю, я рассказываю про порядки в Израиле. Здесь все диктует раввинат, а по его законам ваша Розочка не еврейка, потому что у нее мама русская. Ее не будут брать на работу, и замуж она не выйдет. Ей надо обязательно принять иудаизм.

Михаил вскочил, сжал кулаки и хрипло закричал:

— Как это моя дочка не еврейка, когда я, ее родной отец, — еврей?!

Но Яша не отступал:

— По израильским законам национальность считается по матери, потому что факт отцовства никогда не может быть доказан. Так раввинат считает.

Тут подбоченилась уже Маруся:

— Факт не может быть доказан? Что же, выходит, что я дочку с другим нагуляла?

Михаил опять потер себе грудь, в которой что-то сильней заныло, хрипло выкрикнул:

— А пошел он, твой раввинат, к… матери! — и выпил еще водки.

Руки у него затряслись, Маруся заволновалась, а Роза сконфуженно смотрела то на них, то на Яшу. Потом спросила его:

— И что же мне ваш раввинат велит делать?

— Я же говорю: вам тоже надо принимать иудаизм, иначе нельзя.

Теперь уже и Роза возмутилась:

— Это чтобы я стала верующей, остриглась наголо, носила парик, покрывалась платком и ходила в длинном балахоне? Ни за что! Я всю религию не признаю и ненавижу.

Яша даже испугался, замахал на нее руками:

— Ой, что вы говорите такое, вы же не знаете! Я вам скажу: я был комсомольцем когда-то, но понимание Бога пришло ко мне только здесь, в Израиле. И к вам тоже придет. Давайте помолимся!

Михаил окончательно вышел из себя, простонал:

— Помолимся? Да я!..

И вдруг закачался и упал навзничь на пол.

Это произошло так неожиданно, что все замерли, а потом Маруся кинулась к мужу:

— Миша, Миша!