Это Америка

— Мы едем в Беэр — Шеву, в поселок для беженцев, найди меня, — и поцеловала его.

* * *

В пригороде Беэр — Шевы был построен небольшой поселок для эмигрантов из Советского Союза — деревянные коттеджи из трех комнат с кухней, холодильником, душевой комнатой и туалетом, каждый на одну семью. При домах небольшие участки земли. Каждую семью встречали у дома говорившие по — русски активисты — израильтяне, недавние выходцы из России. Они помогали новичкам в первые дни, давали необходимые объяснения.

У дома Штейнов стоял молодой ортодоксальный еврей с бородкой и пейсами. Он держал в руках молитвенник, заглядывал в него, раскачивался и молился. Завидев Михаила с семьей, он прошел на пару шагов вперед и радостно приветствовал их:

— Шалом, добро пожаловать в Израиль! Меня зовут Яша.

Михаил покосился на его одежду, тоже сказал «шалом» и стал заносить вещи. Войдя, он поставил чемоданы на пол, оглядел все комнаты, вытер пот со лба. Суетливый Яша семенил за ним и восторженно причитал:

— Вы теперь алия[32] и наконец-то можете жить и умереть как евреи. Мазал тов!

Михаил добродушно откликнулся:

— Спасибо на добром слове, только умирать мы, конечно, пока не собираемся.

Он потрогал мебель, довольно сказал Марусе:

— Вот как евреи встречают евреев — по — хозяйски, как надо.

Маруся, войдя, украдкой перекрестилась и с удивлением уставилась на Яшу: никогда ей не приходилось видеть ортодоксальных евреев. Мужу она сказала:

— Участочек-то больно маленький, землицы для огорода мало, не как у нас в Саранске.

— Ничего, Маруся, Израиль не Россия, земли мало, зато какая земля — все родит.

Яша семенил за ними по комнатам и продолжал с энтузиазмом предлагать:

— Первым делом давайте помолимся! — Он открыл молитвенник и снова начал раскачиваться: — Барух Адонай, Барух Адонай…

Михаил скептически посмотрел на него:

— Да погоди ты, погоди! Первым делом, на радостях, давай выпьем водки, с приехалом. Маруся, где там у нас бутылка «Столичной»?

Она протянула мужу бутылку.

— И закуску давай — шматок сала нашего, с черным хлебом.

Услышав это, Яша изменился в лице, улыбка сменилась ужасом, и он воскликнул:

— Сала? Ой, что вы такое говорите!.. Еврею нельзя есть свинину, это грех. Упаси вас Бог даже думать об этом!

Михаил миролюбиво ответил:

— Нельзя? А я думал, что мои религиозные предки заслужили мне право есть сало. А сало у меня вкусное — грудинка слоеная. Сам хряка растил, сам заколол и сало коптил.

— Ой, ой! — Яша в ужасе закрыл уши. — Я даже слышать не хочу.

— Ну раз ты так нервничаешь, не буду. Маруся, мы там рыбку копченую захватили, давай.

— А она кошерная? — робко поинтересовался Яша.

— С чего бы это ей быть кошерной? Да я толком и не знаю, что такое «кошерная».

Яша аж подпрыгнул:

— Как, вы не знаете, что такое кошер?

— Рыбка моя — первый сорт, это я знаю, сами с Марусей коптили.

Яша принялся уговаривать его:

— Но послушайте, если пищу не благословил раввин, значит она не кошерная.

— Какой раввин, да и зачем? Моя рыбка и без него вкусней всякой кошерной. Ты попробуй.

— Нет — нет, я кошерный человек, я, знаете, кушаю только самое кошерное, я не могу есть не кошер. И мой раввин мне не разрешит.

— Да мы ему не скажем.

— Нет — нет!.. Ни за что!

Вошла, припевая, нагруженная вещами Роза, покосилась на Яшу, увидела свисающие из-под пиджака белые тесемки, фыркнула и что-то прошептала матери. Маруся принесла завернутую в газету копченую рыбу и тоже зашептала мужу:

— Скажи ты ему, чтобы он тряпки свои в штаны подобрал, неудобно ведь, у нас дочь девушка, стесняется.

Михаил обошел Яшу вокруг, оглядел его, увидел тесемки, покачал головой. Яша удивленно следил за ним. Михаил сказал:

— Слушай, ты туалет-то свой хасидский приведи в порядок, наша дочка стесняется.

Яша поразился, ощупал ширинку, подтянул брюки.

— Ты тесемки от кальсон своих спрячь.

— Ой, так это же не тесемки от кальсон, это же цицит от талита[33]. Это так полагается.

— Цицит — шмицит… лучше все равно спрячь: девушка, говорю, стесняется.

— Но это наша гордость, символическая часть традиционного еврейского одеяния!

Михаил подмигнул Марусе:

— Слышь, пусть Роза не стесняется, это такое еврейское украшение и даже гордость — цицит называется, — и спросил Яшу: — Ты водку-то с нами пить будешь?

— Водка? Кажется, она кошерная, из зерна. Это даже нашим раввинатом признано.

— Это еще что за штука такая — ваш раввинат?

— Как, вы про раввинат ничего не знаете? Эй, это же самые умные люди, это Высший совет раввинов! Там сидят такие умы, такие умы!..

— Ясно, что умы, раз водку признали кошерной. Ну, значит пить можно, а то душа водки просит. Роза, принеси стаканы. Я извиняюсь, конечно, ты откуда взялся?

Яша с радостью воскликнул:

— Меня к вам наш раввин прислал и поручил, чтобы я вас встретил и привел в синагогу.

— В синагогу? Чего нам там делать?

— Вместе молиться.

— Да я отродясь в синагоге не был и молиться не умею.

— Ой, вы же не знаете нашего раввина! Он вас научит. Это такой мудрец, такой мудрец! Он даже знаком с самим Шнеерсоном, главным любавичским раввином.

Михаилу надоело слушать незнакомые слова: