Это будет вчера

– А ты? Как же ты, Мышка? – спросил я, все же взяв из ее рук деньги.

– Я же не умею играть на скрипке. А зачем она нужна, если я не умею играть?

Честно говоря, я не подозревал, что скрипка может так дорого стоить. И это приятно кольнуло мое сердце. Денег, действительно, было достаточно, ну, если не для самой лучшей, то вполне приличной для профессионала аппаратуры.

– Мышонок, мой славный маленький Мышонок, – я со всей силы обнял ее. И слова мои были искренними. Но искренность моих слов еще ничего не доказывала. – Все у нас будет хорошо. Теперь я по-настоящему смогу заботиться о тебе…

Она счастливо улыбалась. Ее слезы уже высохли. Она мне, как всегда, поверила.

И все равно этот вечер был самый грустный из тысячи вечеров нашего хрустального рая. За окном по-прежнему барабанил дождь. А мы сидели, крепко обнявшись. И впервые в наш вечер не ворвалась сумасшедшая музыка Моцарта. Великий композитор сегодня от нас отвернулся. И, наверно пожалел, что когда-то несколько веков назад посвятил музыку нашей любви.

И я, от какой-то острой боли в груди, дождавшись, когда уснет Мышка, выбежал на улицу под проливной дождь и стал отчаянно срывать ветки белого-белого жасмина. Это единственное, что я мог сделать в тот вечер для своей любимой…

– Это единственное, что я мог сделать в тот вечер для своей любимой, – глухо повторил я.

И уже без слез, как-то вызывающе посмотрел на Ольгу. Но она поняла, как мне больно. И молча поднялась с места и направилась к выходу.

– Вы ничего не хотите мне сказать? – крикнул я ей вслед.

Она остановилась. Но не повернулась ко мне.

– Мне кажется, эта девушка знала свою цену, Григ. Поэтому она могла жить именно так. Вы же всегда в своей цене сомневались, и пытались набить ее набитыми карманами. В этом ваша ошибка, Григ. А в остальном… Вы все сами сказали.

И она скрылась за дверью, оставив меня в этом одиноком пустынном месте с решетчатым окном, под решетчатым небом, Оставила со своей болью, своими больными воспоминаниями, которые беспощадно хлестали меня по лицу, по моей совести. И я уже даже был где-то в душе благодарен этому страшному месту за эту железную койку, за этот решетчатый мир. Я был благодарен за память, которая медленно возвращалась ко мне. И которая наказывала меня по праву…

Фил

Уже светало, когда за этой славной компанией захлопнулась дверь. И я остался один в комнате своего друга Грига.

В комнате, едва освещенной ранними солнечными лучами. И уже при дневном свете я стал рассматривать единственную фотографию, которую успел спрятать. Да, сомнений не могло быть. На фотографии действительно запечатлена убитая девушка. Красивое смуглое тело, пышные волосы и невидящие глаза, полные нескрываемой боли. И чем больше я вглядывался в черты этого мертвого загадочного лица, тем больше она мне нравилась.

Мне вдруг показалось, что мы с ней знакомы уже тысячу лет, хотя видел ее я впервые. Но я отлично мог представить ее звонкий смех, ее легкие жесты, ее подвижную мимику. И еще мне показалось, что она непременно играла на каком-то музыкальном инструменте, скорее всего на скрипке. Видимо потому, что на снимке было четко видно, как ее тонкие застывшие пальцы словно держали смычок. А, возможно, это всего лишь мое бессонное воображение. И мне стало до головокружения жаль, что она мертва. Я вдруг признался себе, что смог бы полюбить именно такую женщину. И никакую другую. Именно этот образ волновал мое воображение долгие годы, заставляя бешено стучать сердце, совершать новые ошибки, сталкиваться с пустой любовью и бессмысленными приключениями, и мне стало горько от мысли, что, едва встретив свою судьбу, я тут же ее потерял. И я вдруг каким-то шестым чувством, каким-то шестым сознанием понял, что никогда уже не буду счастлив. Что одна из тех половинок на которые нас мудро разделил Бог, в одно прекрасное утро может оказаться мертвой. И другой уже никогда не будет. Никогда…

И все же я отлично понимал, что дело, связанное с Григом, довольно странное и в нем много открытых вопросов. Ведь пленку, действительно, он проявлял цветную. И этому я свидетель. Почему на ней единственное цветное пятно – пятно крови? Конечно, Григ обладал тайной мастерства. Я знал, что все, что он снимал, на карточках приобретало совсем иной смысл. Но качество пленки всегда оставалось изначальным. Во-вторых, зачем понадобилось Григу, если он совершил преступление, звать меня, ликуя о своей новой победе? Это же просто абсурд. И в-третьих, что я знал наверняка, Григ ни за что не стал бы пачкать руки в крови. Никогда.