Это будет вчера

Ну, этим она меня не могла оскорбить. Это оскорбление не для мужиков, и я ответил, уже искренне улыбаясь:

– Просто я как мужик, Гретта, имею дело исключительно с женщинами. Вот и все. Прощайте. Простите, но за вино ничем не могу заплатить. В моих карманах пусто, – и я вывернул карманы своих порванных широких штанов наизнанку. И, резко повернувшись, пошел прочь от ее вычурного пышного дома, в котором имело место продажа не только вещей, но и человеческого ума и сердца. Я же терпеть не мог торговцев.

Я оказался один в душной ночи и не знал, куда держать путь. Единственное место, куда можно было идти, – это здание тюрьмы, где находился мой друг. Я так ничем и не смог помочь другу и, возможно, не смогу. Но все-таки я хоть что-то должен был разнюхать…

Григ

Ольга ушла, на прощанье махнув кончиком шелкового шарфа и ободряюще подмигнув. Но причин радоваться у меня не было. Я остался наедине с этими чудовищами – Брэмом и Ричардом. И страх сковывал мое тело. Я боялся ошибиться. Я боялся – одно неосторожное слово – и меня уже ничто не спасет. И я решил говорить как можно меньше. Но Ричард и Брэм тоже не собирались начинать разговор. Они уселись напротив меня и уставились своими выпуклыми глазами, дыша мне в лицо перегаром. Я не выдержал. Наверно, молчания я боялся еще больше слов.

– Как вам ужалось найти ее тело?

Ричард хихикнул.

– Григ, вы нас определенно недооцениваете! Если убийство было совершено в доме, где вы с ней наслаждались чистой любовью, значит тело могло быть где-то поблизости, и точности изучив ваш <174>решительный<175> характер, мы предположили, что от страха вы не увезете его далеко.

Я поднял на него тяжелый взгляд.

– А фотографировал ее мертвую я тоже от страха?

Брэм развел своими маленькими ручками.

– Ну, Григ, на этот вопрос только вы можете дать точный ответ. Это тоже одна из тайн человеческой психики. Когда я в последний раз спорил на эту тему со своим двоюродным братом Брэмом, он утверждал, что звериные инстинкты,

Я не выдержал и вскочил с места И, вцепившись в ярко-полосатый пиджак Брэма, зашипел:

– Мне нет дела до вашего брата! Его не обвиняли в убийстве! Поэтому он так легко мор рассуждать о чем угодно. Но я так легко не сдамся! Я не убивал! Слышите?! Не у-би-вал! Кто угодно мог забрести в ее домишко. Кто угодно мог убить…

– Будьте же благоразумны, Григ, – Брэм легко освободился из моих цепких рук. – Экспертиза уже доказала, что тень на фотографии только ваша, и ничья иная, Григ! Плохим вы были фотографом, м-да. Нужно уметь рассчитывать свет и тень.

Я тяжело опустился на железную койку и закрыл лицо руками.

– А наша задача, – прогнусавил Ричард, – всего лишь помочь вам вспомнить.

– Вспомнить? – я непонимающе на него посмотрел.

Брэм с Ричардом прошлись по моей камере, важно выпячив грудь.

– М-да, Григ. В вашем случае существует только два варианта. Либо вы так искусно, так профессионально лжете, либо вы в состоянии аффекта забыли начисто ту страшную для вас минуту. Согласитесь, второй вариант для вас более выигрышен. Он оставляет хоть какой-то малейший шанс.

– Шанс? – Я по-прежнему не понимал, куда он клонит.

– Ну, безусловно! Если у вас не было заранее намеченного плана убивать и вы в порыве злости, ненависти, страха за свое блестящее будущее, совершили преступление. И ваша психика в тот момент была на изломе – вы вполне могли все делать машинально – и фотографировать, и избавляться от тела. И уже потом ничего не помнить. В вашем мозгу как бы закрылась потайная дверца памяти. Но ваш мозг независимо от вас понимал, что оставаться в этом городе уже нельзя. И вы тут же бежали из столицы. Согласитесь, странное решение для уже признанного фотографа, которому сам Бог велел жить и творить в большом городе. Разве не так?

Я ничего не отвечал. Моя голова набухла, и мне казалось, что мои мысли перемешались в каком-то липком грязном месиве.

– Но для такой версии вам необходимо восстановить память, Григ.

– Но я же не сумасшедший, – прошептал я побелевшими губами.

– О, в этом никто не сомневается. Вы и впрямь не смахиваете на сумасшедшего, – как-то уж чересчур ласково прохрипел Брэм. – Но вы – творческая личность. Ваши мысли, чувства – это сплошные порывы, экспрессии и они ненормированы. Как знать, возможно, вы где-то в глубине души задумали очередной шедевр. Изображение кем-то убитой девушки. И вам задумка понравилась. Вы, как фотограф-художник так красочно в своих мыслях, так детально уже описали этот трагический сюжет, так все глубоко нафантазировали – и страшного убийцу, и капли крови на черно-белом фоне, и полные страдания глаза девушки. Но опять же в глубине подсознания вы понимали, что убийцы не существует. И вы сами осуществили этот план. Ну, как бы сыграли за кого-то эту ужасную роль.

Я со всей силы надавил на пульсирующие виски. И перед моими глазами поплыли ярко-желтые, как солнечные шары, пятна. И в этих пятнах я уже смутно различал Брэма и Ричарда. Их голоса раздавались словно издалека, словно из неведомого пространства, в котором меня уже не было.