Это будет вчера

Я вцепился в железные прутья кровати. Мои глаза жадно забегали по бесцветной фигуре Гретты.

– Однажды ночью ты все-таки не выдержал. Ты, как сумасшедший вскочил с постели и, глядя на меня безумными глазами, вот как теперь… ты зашептал: <174>Есть только один выход, Гретта. Только один. Я никогда не смогу избавиться от этого кошмара. Если она будет жива. Нет человека – и нет мучений. Ты меня поняла, Гретточка? <174> Ты шептал бессвязно, и мне показалось, что ты не в себе. Если бы ты знал, как я испугалась! Как пыталась удержать тебя! Как пыталась успокоить! Но все напрасно… Ты был неудержим. Ты выбежал из моего дома… А потом, на следующее утро мы узнали, что эта девушка, – Гретта скривилась, – эта девушка пропала.

Я схватился за голову. Боже! Это все-таки я! Боже, как я мог!

– А вскоре мы расстались, – прохрипела Гретта, – довольно безболезненно. Видишь, ты недооценил меня.

Я не устраивала истерики. Я просто поняла, что уже время.

Я поднял на нее жесткий взгляд, полный нескрываемого презрения:

– Просто, Гретта, когда нет любви – нет и разлуки. Настоящую разлуку можно узнать только в любви. Но тебе этого никогда не понять. А теперь уйди, пожалуйста, Гретта, уйди. Я не могу тебя больше видеть. Уйди…

Она стала мять в руках свою сумочку, усыпанную мелким бисером, и попыталась выдавить слезы из глаз. Но у нее ничего не получилось.

– Как ты жесток, Григ. Мы же были так счастливы! Неужели ты ничего не можешь мне сказать на прощанье?

– На прощанье? – машинально переспросил я, отсутствующим взглядом оглядывая ее бесцветную фигуру. – Единственное, за что я тебе благодарен, Гретта, – это за сегодняшнюю правду. После этой правды мне нечего бояться. А теперь – уходи…

Ольга незаметно кивнула Гретте на дверь. И та, вызывающе стуча каблуками, выскользнула из моей камеры.

– Вот и все, Ольга! – уверенным тоном произнес я и широко широко улыбнулся. Я тысячу лет уже так не улыбался. Я был счастлив, что моя улыбка вновь вернулась, – вот и все, Ольга!

Но в ее глазах я уже не читал радости и торжества. В них промелькнула несвойственная ей тревога и жалость, бесконечная жалость ко мне.

– Григ, – она приблизилась ко мне и едва прикоснулась к моей небритой щеке. – Что вы хотите этим сказать, Григ?

Я поднял на нее уверенный взгляд.

– Сегодня я сделав признание, Ольга. Кажется, я все вспомнил. И я так этому рад.

– О, Боже, Григ! Чему вы радуетесь? Вы понимаете…

– Я все понимаю. Все! И радуюсь, что нашел силы признать, что неправильно жил, что загубил жизнь близкого человека. И радуюсь, что вскоре заплачу за это. Я радуюсь концу, Ольга. Я впервые в себе почувствовал огромные силы. Я никогда не был так силен, как сейчас.

– Но, может быть… Может быть, попытаться еще что-нибудь сделать? – И в ее голосе вновь промелькнула неподдельная жалость.

Я махнул рукой.

– Оставьте, Ольга. Удивительный вы человек! Вы так желали моей гибели. И теперь, когда она налицо, вы вдруг отступаете. Впрочем… Впрочем, это так свойственно женщинам.

– Может быть, Григ. Но мне жаль… Я оказалась плохим адвокатом.

– Вы им и не были. Я же все понимаю. А теперь, когда вы вдруг захотели им стать, я уже этого не желаю. Я действительно уже не нуждаюсь в адвокатах. Я не заслуживаю защиты. И отказываюсь от нее.

– Григ, но все-таки, Григ… – и она не выдержала и обняла меня за шею в порыве жалости.

– Не надо меня жалеть, Ольга. Когда-то я так хотел уткнуться в ваши колени и расплакаться. Теперь мне это не надо. Я уже ничего не боюсь. И не нуждаюсь в жалости. Я расплачусь за все. Когда-то меня всегда подгонял страх. Страх чего-то не успеть, страх быть хуже других, страх ничего не добиться. И этот страх не давал мне жить. И разрушил мою жизнь. А зачем было успевать, спешить, добиваться? Ведь жизнь так прекрасна! У меня в ней было все. И я сам от всего отказался. Но сегодня я избавился от этого страха. Я понял, что не боюсь смерти. И я понял, что это равнодушие к смерти дает огромные силы и огромную мудрость. Вы поверите, но я стал гораздо мудрей за дни, проведенные здесь. И я даже благодарен вам…

Ольга резко повернулась, отошла к окну. Но я чувствовал, что она плачет. И не хочет, чтобы я видел ее слезы.

– Вот вы, сильная женщина, и плачете. Зачем?

Посмотрите, какое солнце! Вы его будете видеть каждый день. Жаль, что мне этого уже не дано. Впрочем, это правильно. Я не знаю, как бы посмел посмотреть в лицо солнцу. Передайте ему привет, Ольга…

– Хорошо, Григ, – сквозь слезы выдавила она. – Оно вас обязательно простит…

– И еще одна просьба. Принесите мне старые вещи. Они где-то пылятся в моем доме. Я устал от этого костюма. И не желаю в нем принять смерть. А теперь… Идите… Мне нужно отдохнуть перед признанием. Идите, Ольга.

Она не выдержала и вновь меня крепко обняла.

– И вы меня простите, Григ. И вы тоже…

Она ушла, так и не обернувшись, оставив меня одного.

И я уже радовался своему одиночеству. И мне было горько, что Мышка меня запомнила другим. Что она так никогда и не узнает, что я смело иду на расплату за свое предательство. За свою проданную мною же жизнь…

Фил