Это был не Сизигий

Прошло чуть больше двух недель - если говорить точно, шестнадцать дней, три часа и двадцать три минуты, - прежде чем Глория позвонила. За это время я чуть с ума не сошел. Я ревновал, беспокоился, впадал в неистовство. Проклинал себя за то, что не взял у нее телефон.., ведь я даже не знал ее фамилии! Иногда решал, что брошу трубку, если услышу ее голос, так я злился. Иногда оставлял работу - мне тогда приходилось довольно много аранжировать музыку для маленьких оркестриков - и сидел перед молчавшим телефоном, умоляя его зазвонить. Я придумал, как буду с ней разговаривать: потребую, чтобы она сказала, что испытывает ко мне, прежде чем дам ей сказать хоть слово. Потребую объяснить это молчание. Буду держаться небрежно и незаинтересованно...

Телефон все же зазвонил, и это была Глория. Диалог выглядел примерно так:

- Алло.

- Лео.

- Да, Глория.

- Я сейчас приду.

- Я жду.

И все. Я встретил ее у двери. Никогда прежде я не касался ее, если не считать краткого мгновения, когда ее пальцы тронули мою руку; и все же совершенно уверенно, не представляя себе, что можно поступить иначе, обнял ее и поцеловал. В целом эта история довольно жуткая, и все же мне думается, что такие моменты искупают весь ее ужас.

Потом взял ее за руку и повел в гостиную. Комната колыхалась, словно подводное царство - потому что здесь была Глория. Воздух пах по-иному. Мы сидели рядом, сплетя руки, и разговаривали без слов, взглядами. Я снова поцеловал ее. Я вообще ни о чем ее не спросил.

У нее была самая гладкая в мире кожа. Нежнее птичьего голоса. Как полированный алюминий, только теплая и упругая. Словно глоток ликера между языком и небом.

Мы ставили пластинки - Джанго Райнхарда [Ж. - Б. Райнхард (1910 - 1953) известный джазовый гитарист.], "Новых друзей ритма" и "Пассакалью и фугу" Баха. Я показал ей иллюстрации Смита к "Фантазиусу Мальяру" <"Фантазиус Мальяр" - роман американского писателя БенаХехта (1894-1964).> и альбом фотографий Эда Уэстона [Э. Уэстон (1886 - 1958) - американский фотохудожник.]. В этот раз я видел и слышал в них то, чего никогда не замечал раньше, хотя все эти вещи знал и любил.

Ничто из этого - ни книга, ни пластинки, ни фотографии - не было ей в новинку. У нее были сложившиеся эстетические пристрастия; она любила то, что и я, но как-то по-особому, хотя я мог разделить с ней эти чувства.

Мы говорили о книгах и городах, идеях и людях. В ней было нечто мистическое - на свой лад.

- Я не считаю чепухой древние поверья начет вызова демонов и материализации душ усопших, - сказала она задумчиво. - Но не думаю, что это можно совершать с помощью ведьмина зелья, пентаграмм, лягушачьей кожи, набитой человеческим волосом, которую сжигают на перекрестках дорог майской ночью, разве что эти ритуалы часть чего-то гораздо большего - чистой психической, реальной силы, которая исходит от самого "колдуна".

- Никогда не задумывался над этим, - ответил я, гладя ее по волосам. Волосы не были у нее тонкими и нежными. Как и все, связанное с ней, они были крепкими, послушными ей и сияющими. - Ты занималась чем-нибудь подобным? Ты похожа на колдунью. Я-то, во всяком случае, околдован.

- Ты не околдован, - ответила она серьезно. - с тобой не было никакой магии. В тебе самом есть магия.

- Ты моя дорогая, - сказал я.

- Нет! - воскликнула она, мгновенно возвращаясь от фантазий к действительности. - Я не принадлежу тебе. Я принадлежу себе!

Наверное, я выглядел ошарашенным, потому что она засмеялась и поцеловала мою руку.

- То, что принадлежит тебе, это только часть "нас", - осторожно объяснила она. - Во всем остальном ты принадлежишь себе, а я - себе. Понимаешь?

- Думаю, что да, - медленно ответил я. Я говорил, что хочу, чтобы мы были вместе, потому что мы оба движемся в одном направлении по собственной воле. Но ., не знал, что это окажется в такой мере правдой, вот и все.

- Не пытайся изменить этого, Лео. Никогда. Если я действительно стану принадлежать тебе, то перестану быть собой, и тогда у тебя не будет ничего.

- Похоже, для тебя эти расплывчатые вещи вполне реальны.

- Они ничуть не расплывчатые! Все это важно. Если будет иначе, я перестану видеться с тобой. Должна буду перестать видеться с тобой.

Я крепко обнял ее.

- Давай не говорить об этом, - прошептал я, ощущая страх, какого в жизни не испытывал. - Расскажи что-нибудь еще. Рассказывай дальше о пентаграммах и духах.

Глория немного помолчала. Я чувствовал, что ее сердце бьется в такт с моим и что она тоже напугана.

- Я много читала и думала об этом, - сказала она после паузы. - Не знаю, почему. Такие вещи захватывают меня. Знаешь, Лео, мне кажется, о проявлениях зла пишут слишком много. По-моему, добро сильнее зла. Мне кажется, слишком много написано и сказано о привидениях и вурдалаках и существах, которые бродят в ночи, как говорится в старой шотландской молитве. По-моему, им придают слишком большое значение. Они в самом деле удивительны, но тебе когда-нибудь приходило в голову, что удивительные вещи, по самому определению, редки?