Это был ты (ЛП)

— Я люблю тебя с того момента как встретил, Равин. Каждую секунду после этого я узнавал, что еще сильнее влюбляюсь в тебя. Ты особенная больше, чем ты думаешь, и ты определенно достойна большего, чем любовь, которую я могу тебе дать.

— Я думаю, что это мне решать, — я говорю ему требовательным голосом. Я могу почувствовать, что он делает. Он признался мне в любви и забирает это все назад. Ничто никогда не дразнило меня так. У меня есть одна вещь, которую я хочу более всего, и она прямо передо мной, и я не могу говорить, что не могу иметь этого после того, как впервые почувствовала этот вкус.

Все это только заставляет меня чувствовать себя плохо. Мой живот скручивает при мысли о том, что я не могу назвать Джерона своим. Так легко выпустить его из моих рук. Что-то во мне заставляет его уйти, прежде чем мы получим шанс?

Моментально я смотрю на Джерона, я клянусь, что он собирается проронить несколько слез, но после нескольких морганий, он смотрит на меня глазами полными стального холода, я даже не уверена, что смотрю на того же человека.

— Это не просто, — отвечает он твердым голосом.

— Конечно, это не просто. Ничего в жизни не просто, что и делает ее такой особенной. Если бы это было просто, то я была бы в Техасе, или мой отец был бы со мной, или я бы... на самом деле была с тобой, — мой гнев выливается из меня, наконец, говоря ему, что я думаю. На этот раз без слез. — Это не должно быть просто, но это того стоит, черт возьми.

Со всей наглостью, Джерон ухмыляется, когда я кричу на него.

— Смотри, это одна из тех вещей, которая заставила меня влюбиться в тебя. Ты готова страдать годами ради момента счастья. Хотя я не могу сделать этого для тебя, я не сделаю тебе больно.

— Ты делаешь мне больно.

Он не соглашается, но и не противоречит. Мы оба знаем правду. Спустя мгновение, он говорит:

— Все не просто. Мне... мне жаль.

Его голос звучит искреннее, и, может быть, просто может быть, он знает это, но от этого так же больно.

— Если тебе действительно жаль, ты был бы честным со мной. Я рассказываю тебе свои тайны, свои страхи, свою жизнь, но ты все возвращаешь обратно. То есть, кроме своих чувств, которые отрицают меня!

Развернувшись на своих каблуках, я начинаю уходить прочь, но Джерон не позволяет мне уйти далеко.

— Мы можем поговорить, — он говорит достаточно громко, чтобы привлечь мое внимание.

Я останавливаюсь, ожидая, добавит ли он еще что-то. Когда он не делает этого, я осторожно поворачиваюсь к нему. Он выглядит растерянным. Может, даже напуганным.

— Если ты хочешь. Я скажу тебе. Ты будешь ненавидеть меня, ты будешь хотеть избавиться от всего этого, но я позволю тебе.

Закусив нижнюю губу, я думаю над этим. Действительно ли я хочу знать его секреты? Кажется, они ужасны. Если они не так страшны, то он сказал бы сейчас. Правда? Это мой шанс узнать настоящего Джерона Спилнера, и, черт меня возьми, если я позволю этой возможности выскользнуть и моих рук.

Медленно кивая головой, я делаю несколько шагов к нему.

— Расскажи мне, Джерон, я хочу знать.

Хватая мою руку, он сплетает свои пальцы с моими, плотно сжимая их, прежде чем прижаться губами к тыльной стороне моей ладони. Все это время он смотрит на меня, прося глазами не делать этого, но я не открываю свой рот. Может, я не хочу этого, но мне это нужно. Это не то, что он должен мне, это то, в чем я в долгу перед самой собой. Если все действительно так плохо, это покажет мне, насколько сильны мои чувства к Джерону.

Через несколько минут рассматривания барахтающихся людей в бассейне, он, наконец, тянет меня за руку, уводя ото всех. Мы идем назад через ворота, где стоит пикап. Он позволяет моей руке выскользнуть из его, затем оборачивается, не в состоянии противостоять мне.

Я могу понять это, я не настаиваю на чем-то большем, чем он может дать мне.

Прислонившись к машине, я с нетерпением жду, когда он скажет что-то, вообще что-нибудь. Тысячи тысяч мыслей в моей голове о его секретах. Действительно ли он убил кого-то? Кого? Почему? Действительно ли он на испытательном сроке или он в бегах? Есть ли у него тайная наркозависимость? Сексуальная зависимость? Так много мыслей зарождается в моей голове, и каждая следующая хуже предыдущей.

Когда я готова отказаться от этого, готова уйти, он тяжело вздыхает не оборачиваясь.

— Моя мама не была самым здоровым человеком. Она уходила от мужчины к мужчине, потому что не могла жить самостоятельно, поэтому мы путешествовали так много. Это также объясняет, почему моя сестра живет здесь. Ей было пятнадцать, мне было семнадцать. Она забеременела от Криса и сказала, что никогда не бросит его вопреки всему. Я не винил ее, но был зол, потому что она была единственной в этом мире, на кого я мог рассчитывать. Мой отец и брат были в другом штате и оба ни хрена не думали обо мне, и я смотрел, как мою мать избивают, как она принимает наркотики, продает вещи, которые точно ей не принадлежали.