"Люсенька! Извините, что не тотчас отвечаю на Ваше милое письмецо. Был нездоров и в меланхолии.
...Работать с "Крокодилом" трудно на расстоянии. А с "Огоньком" и тем более. Не всякий раз редакции отвечают на письмо, да и чувствуется великое нежелание работать со мной. Поэтому не хочется навязывать свои труды.
Пьесу для Образцова Комитет не разрешил. И по нелепой мотивировке - конфликт не типичен, и не все комические положения исходят от характера. Ну и что? Я не обязан был писать типичные комедии. И театр от этого не пострадал бы. Напротив, был бы веселый спектакль для кукольного театра.
Тут сам черт ногу сломит, если возьмется за театральную работу!
...Сейчас работаю над большой книгой. Но, конечно, без уверенности, что напечатают, непостижимо трудно сейчас в литературе! Но, может, я постарел и перестал видеть мир, как это надлежит современному литератору?
Нехорошо долго жить на свете...
13.Ш.52. М. Зощенко".
Во многих воспоминаниях он выглядит человеком мрачным, необщительным, неразговорчивым. Когда хотят сказать, что юмористы необязательно открытые весельчаки, а бывают среди них и мрачные ипохондрики, в качестве примера называют Михаила Зощенко.
Это не так. Точнее, не совсем так. Дело в том, что Михаил Михайлович не выносил развязных, самодовольных и самоуверенных людей, к какому бы рангу и кругу они ни принадлежали. И, если в компании оказывался такой экземпляр, прятался в свою раковину отчужденности или незаметно куда-нибудь исчезал. Но в своей, дружеской среде он был интересным собеседником, никогда при этом не щеголял застольным остроумием и не претендовал на высокое звание "души общества". Он был из тех, кто готовно улыбается и смеется чужим остротам и шуткам, а сам больше помалкивает, но зато уж если скажет смешное, то уложит слушателей наповал.
"Люсенька, извините, что не тотчас ответил на Ваши открытки. Эти два месяца зверски работал - для журнала "Октябрь" по их приглашению.
Работа большая - книга новелл, листов на 15. Однако сейчас я заканчиваю только первую часть - она самостоятельна по характеру и поэтому может быть напечатана отдельно от книги.
Как будто бы работа удалась. Недели через две-три посылаю в журнал. После чего (подождав ответа), вероятно, приеду в Москву.
Конечно, полной уверенности нет, что работа моя будет принята (целиком), но драмы и в этом случае не произойдет.
Сам возмущаюсь, что со мной стало - всё отскакивает, как горох от стены. Это бывает к старости!
Однако здоровье мое сносное и даже, пожалуй, лучше, чем когда-либо прежде.
Целую Вас, Люсенька! И шлю нежный привет Лёне.
Мих. Зощенко.
31 мая 55 г.".
Зощенко писал ежедневно, преодолевая физическую слабость, душевные тяготы, жизненные невзгоды.
В самое трудное для себя время он работал над рассказами о партизанах и солдатах времен Великой Отечественной войны, рассказами, еще как следует не оцененными критикой. В то же время он обдумывал большой роман о русском офицере времен первой мировой войны, участником которой он был.
Когда Зощенко писал и работа у него спорилась, шелуха жизненных бытовых огорчений отлетала от него и он сохранял жизнерадостность в той мере, в какой она была ему отпущена природой.
Из письма к Л.Б. Островской.