Это было давно

Он ограничил свою деятельность заботами финансового характера и общей охраной тюрьмы, за ее оградой. Но будучи предоставлены сами себе, мы, конечно, не могли жить так, как каждому хотелось бы. Мы тут воочию увидали, как образуется общество и его жизнь. Когда люди оказываются в таких условиях, когда пространство для них ограничено, сырье в ограниченном количестве и их связывает неизбежность удовлетворения основных потребностей в пище, крове, покое, то люди по необходимости устраиваются так, чтобы можно было жить.

В тюрьме надо топить печи, печь хлеб, варить пищу, поддерживать чистоту. Для всего этого установилась очередь, и каждый принимал участие во всех работах, при чем та работа, которая не всем доступна по слабости или неумению, падала на другого, сильного и умелого. Разделение труда легло в основание нашей общественной организации, и это давало возможность каждому из нас иметь довольно времени для серьезных занятий с целью пополнения и расширения знаний.

Вначале мы все еще были подавлены событиями, и многие из нас занялись изучением языков и математики. Это давало возможность забыться, успокаивало и все-таки получалось удовлетворение.

Через 3-4 месяца товарищи, не знавшие совершенно английского языка, уже читали единственную имевшуюся у нас книгу на этом языке, Шекспира, сравнительно редко пользуясь словарем. Другие товарищи изучали математику. Но большинство упорно читало и изучало историю. К счастью, у нас была "Всемирная История" Шлоссера и вновь вышедшая история Вебера. Кое-кто интересовался политической экономией, социологией и философией. Никаких журналов и газет у нас не было. Мы, таким образом, совершенно оторванные от жизни, коротали дни в работе, беседах и среди книг. Я не жалел, что книг было сравнительно мало: их волей-неволей приходилось не просто читать, а изучать, и я убедился, что при таком отношении к книгам из них гораздо больше приобретаешь, ибо над ними больше думаешь, что собственно самое важное при чтении.

Но, конечно, жить годы все в одинаковой обстановке тяжело и тоскливо. И мы изобретали иногда и развлечения. Так, однажды в Рождество, мы получили разрешение поставить спектакль под новый год для солдат и казаков конвойной команды.

Мы поставили "Женитьбу" Н. В. Гоголя. Наш главный режиссер Александр Гуревич приспособил общую залу для сцены и зрительного зала, повесил занавес из одеял, расставил скамьи. Собралось много публики, с удивлением смотревшей на необычную обстановку. Наши зрители никогда не бывали в театре, ничего подобного не видели. Их все интересовало. Они, как дети, радовались и сцене со свахой и бегству Подколесина через окошко; искренно смеялись, хлопали и выражали восторг. Но мы были очень довольны: хоть что-нибудь сумели дать полезное! Устроили мы как то и другой спектакль. Но кончился он очень печально. В эту ночь нашего товарища студентку-медичку Розу Франк-Якубович вызвали к начальнику тюрьмы. С ним случился удар, и, несмотря ни на какие старания, он умер.

Так мы прожили в тюрьме около 3-х лет. Вдруг пришло известие, что нас всех приказано перевести а другую тюрьму, Акатуевскую, в Нерчинско-заводском округе, Забайкальской области. Опять волнение. Опять приготовление в дорогу трудную; опять приспособление к новой каторжной жизни...

Но приказ был получен: "отправить ускоренным путем".

В это время главным тюремным начальником был Галкин-Врасский. Старый царский чиновник рьяно исполнял свою службу и поэтому решил к русской каторге применить самый новейший режим, вывезенный из Германии. Там, в царстве Вильгельма, он узнал, что "все нарушители закона равны" и сделал заключение: стало быть "нет преступников уголовных и политических", поэтому незачем их и разделять по разным тюрьмам, а надо держать вместе, смешать их и применять одинаковый режим.

И вот "Галкин-Вралкин", как мы в шутку окрестили Галкина-Врасского, приказал "немедленно построить в Акатуе образцовую тюрьму и всех оставшихся в Сибири политических каторжан поместить там вместе с уголовными, на один и тот же режим... потому что так устроено в Германии и Австрии". И нас устроили...

Занялись прежде всего нашей отправкой из Вилюйска обратно в Якутскую тюрьму, откуда нас должны были отправить по р. Лене на барже до Жигалова, а оттуда на лошадях до Иркутска. Не стану описывать первой части обратного пути. Трудность его вы, читатели, уже знаете. В Якутске нас распределили на категории, т. е., товарищей, сроки которых были невелики, оставили в Якутской тюрьме, меньшую же часть, состоящую из 14 человек, готовили к отправке.