Читаем Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение полностью

Заключительный абзац письма вновь напоминает нам, что Александр, как и большинство его сверстников, не воспринимал все высказывания авторитетного дискурса буквально. Когда он с энтузиазмом и даже восторгом писал о фестивале антибуржуазной солидарности, он не кривил душой. Для него этот фестиваль и его идеи борьбы с пережитками колониализма и империализма были действительно понятны, важны и близки. Однако, повторяя форму авторитетных высказываний, как один из организаторов и участников фестиваля, Александр наделял их также и новыми смыслами. С его точки зрения рок-музыка и другие формы «буржуазной» молодежной культуры Запада не противоречили задачам фестиваля, а композиции группы «Кинг Кримсон» не противоречили песням протеста чилийца Виктора Хары. К тому же в музыкальном отношении западная рок-музыка была значительно сложнее, интереснее и менее предсказуемой, чем песни протеста, и потому давала простор для воображения, для мечтаний о новом, включая то, что Александр называл «коммунистическим будущим».

Последний обзац, в котором использованы две английские фразы, about jeans и O'key, напоминает не только о важности в жизни Александра, как и в жизни большинства его сверстников, иного символического пространства — пространства воображаемого Запада, но и о том, что этот воображаемый мир не был прямой противоположностью советского мира и не обязательно находился в антагонистических отношениях к миру активной комсомольской работы и антиимпериалистических фестивалей, в котором жил Александр. Коммунистические ценности, советские лозунги, антиколониальные песни политической солидарности составляли часть коммунистического проекта — ив формальном, и в интеллектуальном, и в нравственном отношении. Американские джинсы, западный арт-рок, сеть обмена и барахолки музыкальных пластинок, а также занятия теоретической математикой и поэзией — все это эстетически и, по выражению Александра, «психоэстетически» было связано в его жизни с одной и той же идеей о лучшем, свободном будущем. Воображаемый Запад и воображаемое коммунистическое будущее были частью единого мира.

Александр считал, что его вера в коммунистическую идею давала ему моральное право не соглашаться с консервативными трактовками этой идеи, насаждаемыми партийными аппаратчиками и бюрократами. Он не только не был приспособленцем сам, но критиковал за приспособленчество некоторых партийных и комсомольских бюрократов и преподавателей. Чуть ранее, когда Александр и Николай еще были школьниками, Николай рассказал в письме своему другу о чрезвычайно строгом отношении в его ленинградской школе к внешнему виду учеников. Мальчикам не разрешалось носить длинные волосы, а девочкам делали замечание за ярко-красный цвет накрашенных ногтей и короткие школьные платья. На одном из комсомольских собраний школы учителя резко раскритиковали внешний вид многих учеников, назвав его проявлением крайнего бескультурья и наивного подражания буржуазной западной моде, которые недостойны образа советского школьника. В ответном письме Александру, 25 апреля 1975 года, Николай писал, что он рассказал своим одноклассникам в Якутске о том,

… в чем и как вас заставляют ходить в школу. Сначала началась ржачка, а потом все вам посочувствовали. На всякий случай — мы солидарны с вами в отношении одежды в споре (если такой будет или есть) с учителями. Кстати, я — секретарь комитета комсомола средней школы № [номер школы] — полностью не согласен с вашими учителями насчет одежды и волос. Считаю, что им надо напомнить следующие строки: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо (!), и одежда (!!!), и душа, и мысли» (Чехов А.П.). «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей» (Пушкин А.С.). В общем, меня там нету, а жаль, вот бы я с ними поспорил, с этими мымрами!

Двумя годами позже Николай, окончивший к тому времени школу и теперь учившийся в техникуме, написал Александру о споре, который он и его друзья вели с преподавателем по эстетике. Преподаватель, подобно советским социологам из начала главы, осуждал интерес студентов к западным рок-ансамблям как признак наивности, политической незрелости и отсутствия настоящего вкуса. 21 января 1977 года Александр написал ответ из Новосибирска:

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука