Он смеялся, а у него от ненависти к Виталию Петровичу и его действительно потертой замшевой курточке подрагивали нижние веки и белели твердые складки у рта.
«Ах, какой сильный и страшный человек! — думал Виталий Петрович. — И на каракуль он имеет больше права, чем кто бы то ни было. Потому что он — искренен. Наверное, если бы ему разрешили поставить меня к стенке за эту замшевую курточку и расстегнутый воротничок, он ловко и споро отправил бы меня на тот свет, а потом дома лег бы в кровать и, справив унылый супружеский обряд, счастливо заснул бы с сознанием исполненного долга...»
... Потом, уже сидя в стареньком «Запорожце» Виталия Петровича и медленно плетясь сквозь грязную снеговую слякоть за широкой троллейбусной спиной, все трое растерянно острили, а старый писатель тяжело вздыхал и очень просил поэта «этого так не оставить».
Поэт что-то туманно обещал и грустно поглядывал по сторонам.
А Виталий Петрович вел машину тихо и осторожно, словно сел за руль после долгой и тяжелой болезни...
ГОСПОДИ, КАК ЖЕ ДАВНО ЭТО БЫЛО!..