Это было недавно, это было давно...

Насосную камеру и водосборник еще только начали проходить. Насосы были старые, запасных частей не хватало. Поэтому, как ни старался механик шахты В. П. Коржавин, насосы часто выходили из строя и вода тут же затопляла штреки. При проходке ствола, в случае поломки насоса, проходчики в забое уже работать не могли и покидали его. А вот когда горняки сели на горизонт и начали проходить штреки то работа в забоях из-за поломки или остановки насоса не прекращались.

Первые два-три месяца штреки чаще были подтоплены, нежели откачаны. Нам приходилось почти ежедневно работать по колени в воде. Резиновые сапоги в то время были только у большого начальства. Шахтеры работали в чунях, в ботинках и даже в лаптях. Вода в шахте холодная, как ключевая. Стоило шахтеру с мокрыми ногами немного постоять, как они сразу немели. Поэтому приходилось все время быть в движении. Но лучше всего ноги разогревались, когда мы толкали от забоя к стволу груженую вагонетку. Рельсовый путь чаще всего был под водой, и следить за чистотой или исправностью его было трудно. Вагонетки катились по залитым путям очень тяжело. Нередки они бурились, то есть съезжали с рельсового пути, и тогда приходилось засучивать рукава и на ощупь в воде определять, почему забурилась вагонетка. И не так-то легко было поставить ее снова на рельсы, если вода в штреке порой скрывала колеса.

В период строительства первых шахт вся механизация проходческих работ сводилась к пневматическим отбойным и разбуровочным молоткам. Бывало, что не во все забои хватало отбойных молотков, и тогда их заменяли кайла или ломы. А вот совковую лопату имел каждый проходчик.

И здесь хочется рассказать, что в период строительства в шахте было много мест, где из кровли или боковой части выработки текли струйки воды — воды чистой и вкусной. И если у кого из нас появлялась жажда, то мы подставляли под струю свою лопату, ополаскивали ее и с нее же пили.

Я уже говорил, что работать в шахте я начал уборщиком породы (в прежние годы была и такая шахтерская профессия). Через месяц меня перевели в проходческую бригаду. В то военное время медицинскую комиссию шахтеры не проходили, технику безопасности не изучали. Учились мы, новички, у старшего поколения. Возрастного «ценза» в то время не придерживались. Я и многие мои сверстники начали работать в шахте в семнадцать лет, а некоторые были еще моложе. Первым моим горным мастером был старый горняк Гольцов. Среднего роста, крепкого телосложения, он выделялся среди шахтеров тем,.что носил длинные буденновские усы. В течение смены, а работали тогда по 8 часов, Гольцов приходил в забой по несколько раз, давал указания по работе, а при необходимости — советы по соблюдению техники безопасности. После этого он почти каждый раз вешал на стойку или вагон свою лампу, разглаживал усы и говорил: «А ну, ребята, дайте-ка закурить, если у кого есть...».

Курение в шахте в те годы не запрещалось. Да такой запрет не имел бы тогда смысла. Все шахтеры пользовались бензиновыми лампами «Вольфа», но ни стекол, ни сеток наши лампы не имели. Бензина тоже не было. Лампу заправляли соляркой, в отверстие, предназначенное для заливки горючего опускали фитиль толщиной с палец и зажигали его. Пламя у лампы было высокое, 10—15 сантиметров, и очень коптило. Поэтому в забоях со слабой вентиляцией воздух вечно был наполнен дымом и копотью от шахтерских ламп.

Во время строительства шахты № 62 мне выпало счастье некоторое время работать бок о бок с Михаилом Романовичем Тарараевым — впоследствии первым Героем Социалистического Труда на гремячинских шахтах. Опытный горняк, очень трудолюбивый, удивительно скромный, Тарараев уже в те далекие годы был наставником молодежи в настоящем понимании этого слова. Он показывал нам пример в работе и всегда был готов дать полезный совет.

Мне хотелось бы отметить старательность Михаила Романовича. Делать любую работу только хорошо было его неписанным правилом. Из-за того, что Тарараев на первое место ставил качество работы, а не количество, его бригада, случалось, проходила несколько меньше горных выработок, чем другие, и, следовательно, зарабатывала меньше. Но даже возможность заработать «лишний рубль» не могла поколебать рабочую совесть этого образцового горняка. В тех штреках, где работал Тарараев, креплением можно было любоваться: станок к станку, все одинаково ровно, как по ниточке.

Тарараев нам рассказывал, что еще до войны опытные горняки считали высшим классом так заготовить верхняк, чтобы он с первого раза плотно лег на обе ножки... и никаких прокладок. Такие опытные проходчики, как Тарараев, Гладких, Пирогов, Кравченко, Семенов и другие старшие товарищи всегда были для нас, молодежи, примером в работе.

5 июня 1943 года шахта № 62 была принята комиссией в эксплуатацию. При этом новое руководство шахты попросило руководство УНШ временно оставить из числа строителей 25 человек для более быстрого освоения проектной мощности повой шахты. Так, были оставлены на шахте братья Завадские, Буркис, Герцен, Унгер, Шмидт и еще ряд проходчиков, в числе которых был и я.