Это было в Краснодоне

На рассвете, около шести часов утра, девятого февраля Вернер вооружился автоматами, прицепил к поясу флягу со спиртом и, позвав с собой переводчика, направился в Ровеньковский городской парк.

По дороге он несколько раз прикладывался к фляге: «Чтобы глаза стали зорче», — объяснял он переводчику.

В глубине парка у свежевырытой ямы они остановились. Издали послышались шаги. Жандармский взвод под командой унтер–офицера Фромме подвёл к яме группу молодых парней со связанными руками. Среди них был и Олег Кошевой.

Вернер снова хлебнул из фляги и, подняв автомат, хрипло скомандовал: «Огонь!» Раздался недружный залп. Олег упал на краю ямы. Он был ещё жив. Один из эсэсовцев, Отто Древитц, подскочил к нему, приставив дуло пистолета к виску, выстрелил и столкнул труп в яму.

Через некоторое время к яме подвели вторую группу. Впереди шла Люба Шевцова — в темно–синем пальто, теплом пуховом платке, как всегда бодрая. В нескольких шагах от ямы она вдруг остановилась, сбросив с себя пальто и платок, швырнула ими в лицо ближайшего гитлеровца и, повернувшись, быстро пожала руки своим товарищам. Затем, с ненавистью взглянув в лицо Вернеру, крикнула: «За нас ответите, гады! Наши подходят! Смерть…» Она ещё хотела что–то сказать, но залп прервал её жизнь…

— А на следующий день мы убежали из Ровеньков, — закончил свой рассказ рябой. — Сбор в Красном Луче. Начальство уже все там. Жми туда!

Подтынный больше не раздумывал. Со всех ног он бросился к районной больнице, где размещалась жандармерия. Перемахнул через крыльцо, пробежал по кабинетам — пусто… Зонс бежал из Краснодона, даже не вспомнив о нем, не отдав никаких распоряжений.

Задыхаясь, проваливаясь в сугробы, Подтынный во весь дух пустился обратно к серому бараку. Дрожащими от нетерпения руками отвязал поводья, вывел лошадей за ворота и вдруг, вспомнив что–то, кинулся снова в барак. Открыв все двери камер, ругаясь и подталкивая в спины прикладом, вывел во двор арестованных, выстроил их вдоль забора. На один миг окинул взглядом бледные, измождённые лица, затем решительно вскинул автомат и, целясь в пояс, пустил длинную очередь…

Не оглядываясь, он вскочил в повозку, взмахнул кнутом и погнал коней прямиком через степь.

А на окраине города уже дружно строчили пулемёты, и тысячеголосое «Ура!» победно неслось навстречу выбежавшим на улицы людям. Советские войска вступили в Краснодон…

— Я рассказал вам все. Больше я ничего не знаю. Подтынный откинулся на спинку стула, устало закрыл глаза.

Следователь записал в протокол последние показания, затем протянул Подтынному исписанный лист.

— Подпишите.

Подтынный пробежал глазами страницу, поставил свою подпись и глухо спросил:

— Меня… расстреляют?..

Следователь холодно взглянул на него:

— Это решит народный суд.

Закрыв папку, он нажал кнопку и повернулся к во- шедшему конвоиру:

— Уведите арестованного.

14. ВОЗМЕЗДИЕ

— Наши вернулись! Наши!..

Будто чудесный вихрь пронёсся по Краснодону, и закружилось, запело все вокруг, звенящей радостью наполняя сердца краснодонцев. Весь город от мала до велика высыпал на улицы, спеша скорее обнять, прижать к груди славных ребят в таких знакомых, таких близких каждому солдатских шинелях и серых ушанках с пятиконечной звёздочкой. Свои пришли, родные…

Ещё разгорячённые недавним боем, солдаты вытирали раскрасневшиеся, потные лица, смущённо улыбались. Отвечая на жаркие рукопожатия, они всматривались в измученные, поблекшие лица обнимавших людей, слушали их взволнованные рассказы об ужасных страданиях, которые пришлось им перенести, о фашистских зверствах. И крепче сжимали солдаты свои автоматы. К беспощадной мести взывал разрушенный, разграбленный гитлеровцами город.

Юркий темно–зелёный «газик» выскочил на главную улицу Краснодона и, поравнявшись с толпой краснодонцев, остановился. Сидевший рядом с шофёром совсем ещё молодой подполковник с пышными шевченковскими усами спросил, где размещалась немецкая жандармерия и городская полиция, и машина снова рванулась с места.

Возле серого барака «газик» остановился. В сопровождении группы автоматчиков подполковник вошёл в барак.

Пусто и холодно было в мрачном бараке. Колючий ветер гулял по коридору, гулко хлопая распахнутыми настежь дверьми. Подполковник тщательно осмотрел кабинет Соликовского, затем прошёлся по камерам.

В одной из камер его внимание привлекли многочисленные надписи, сделанные карандашом на стене. Подполковник подошёл поближе, прочёл: