Это было жаркое, жаркое лето

Ольга спохватилась, что не указала номера квартиры, но не прошло и минуты, как в коридоре раздался звонок и она опять с каким-то непонятным себе удовлетворением, оттого что он примчался, видимо, бегом и прекрасно знал ее квартиру без всякой подсказки, пошла открывать дверь. Да, на пороге стоял Саша Чиж собственной персоной и Ольга заметила, что под маской напускной деловитости его счастливая физиономия с трудом сдерживает радостную улыбку. Едва удержавшись от непреодолимого желания улыбнуться самой и боясь, что голос выдаст ее с головой, она только молча махнула рукой в сторону ванной комнаты. Александр, моментально вытерев ноги о коврик за порогом квартиры и скидывая на ходу кроссовки, уже рванул на звук льющейся воды с деловитостью служебной собаки, учуявшей наркотики в одном из чемоданов на конвейерной ленте багажного отделения аэропорта. При этом он едва успел буркнуть что-то неопределенно-приветственное и спустя мгновение был уже весь в работе. Моментально сориентировавшись, он уже перекрыл общий кран, отчего назойливый гул низвергающегося водопада наконец-то перестал отдаваться в ее ушах и, разложив на кафельной плитке пола захваченные с собой инструменты, принялся откручивать кран газовым, что ли, ключом. Кое-что и она в этом понимала.

Остановившись в дверях ванной, Ольга в упор разглядывала своего гостя, пользуясь тем, что он занят краном и не может перехватить ее откровенно изучающий взгляд. Это ее изучение вскоре закончилось в пользу Чижа. Она отметила чистоту и непомятость его спортивного костюма, чисто выбритое и весьма приятное лицо, короткую аккуратную стрижку, и с удивлением припомнила, что когда он минуту назад вихрем проносился мимо нее, от него пахнуло каким-то знакомым и очень приятным ароматом мужского одеколона явно не из дешевого ширпотреба. В следующее же мгновение она одернула себя — что еще за замашки великосветской дамы или даже господское отношение госпожи к плебею? Что же, если этот симпатичный парень работает слесарем, то от него должно пахнуть не утонченным ароматом дорогого мужского одеколона, а запахом застарелого пота и давно немытого тела? И одет он должен быть не в красочный импортный спортивный костюм, а в какую-нибудь неказистую грязную рабочую робу? Или в безвкусную рубашку вкупе с помятыми и непременно чуть коротковатыми брюками, пузырящимися на коленях и приоткрывающими несвежие носки? Это было бы по отношению к нему весьма несправедливо. Кстати, этот молодой мужчина своим ростом, стрижкой, чертами лица и статью напоминал ей какого-то известного актера, только вот какого, Ольга никак не могла вспомнить, как ни напрягала память. Была только уверенность, что актер этот спортивного толка, на манер Шварценеггера или кого-то в этом духе, в общем, героя боевиков с видеокассет.

Тем временем Александр почти справился со своей задачей и сменив, как он объяснил, прохудившуюся прокладку на новую, запасливо захваченную с собой, уже прикручивал все на свои места. Сейчас он уже смог частично оторваться от своего занятия и теперь искоса бросал на Ольгу короткие взгляды, в которых сквозило некоторое, что ли, смущение… Может, — подумалось ей, — теперь стесняется того, что ворвался как вихрь, чуть не сметя ее в сторону от избытка своей радости или силы, явное наличие каковой не мог спрятать даже свободный спортивный костюм? Хотя, вернее всего, это смущение было от первой причины — от избытка радостных чувств, — что появилась возможность помочь нравившейся ему женщине. Да, именно так, тут нечего было играть с собой в прятки. То, что она ему определенно нравится, мог бы увидеть любой, не обладающий дефектами зрения и, кстати именно сейчас, после завершения работы, как с волнением почувствовала Ольга, должно было многое для них обоих решиться. Ей следовало дать ему понять вполне определенно — может ли он на деяться на что-либо в отношении нее в дальнейшем, или нет. Но что она могла ему сказать, или тем более, обещать, если для нее самой это было еще непонятно?..

Александр заканчивал свой ремонт, его движения становились все медленнее, словно его мощные мускулы вдруг потеряли свою силу или же изначально были дутыми, бутафорскими, и работали на последнем издыхании, а теперь, завинтив кран, выдохлись, наконец, окончательно. На деле же это, естественно, было не так — просто теперь он, равно как и хозяйка квартиры, чувствовал определенную неловкость и лихорадочно обдумывал, как бы завести с ней разговор и вообще, будет ли Ольга с ним говорить. А вдруг просто скажет «спасибо» и «до свидания»?

Наконец, тянуть стало дальше некуда, обороты резьбы подошли к концу, и если только он не собирался окончательно сорвать этот несчастный — или счастливый для него? — кран, нужно было заканчивать. Сделав последнее движение, он распрямился, не спеша открыл и закрыл кран, проверяя качество своей работы, убедился, что все сделано на совесть, и только тогда поднял на Ольгу свои пронзительно синие, как она с удивлением обнаружила, глаза: