Это было жаркое, жаркое лето

Зазвонил телефон и Мышастый, преодолевая лень вперемешку с раздражением, потянулся к стоящему в пределах досягаемости антикварному столику, на котором стоял антикварный же аппарат, а точнее, сработанный под таковой. Раздражение было вызвано тем, что это наверняка звонила его жена — аппарат был внутренней связи и, что самое главное, именно он проявил если не глупость, то, по меньшей мере недальновидность, позволив в свое время жене установить эту домашнюю линию. Когда-то идея показалась ему разумной, вполне соответствующей духу времени и его пожеланиям, но когда выяснилось, что жена может звонить по десять раз на дню, выспрашивая какие-то ненужные мелочи, делая какие-то бестолковые предложения и замечания, спрашивать, где лежит та или иная вещь или, в конце концов, просто так, потому что ей хочется, к примеру знать, как он сегодня спал и как его самочувствие…

Хорошо еще, что дочь пошла совсем не в мать, хотя и была порядочной двадцатилетней стервой, и звонила ему только по делу, а следовательно, очень нечасто, напоминая своими качествами отца, его самого, Мышастого. На его дражайшую половину она также мало походила и внешне, и пусть и была порядочной дрянью, но если эта самая дрянь доставала его предельно минимально, то такая дрянь была предпочтительней той, первой. А первая в последнее время словно окончательно сошла с ума, завалив свою комнату какими-то подозрительными Орифлеймами, Блендаметами и прочими гадостями с не менее гадкими названиями, названия которых и без того раздражали его невероятно, звуча с утра до вечера по телевизору, в газетах и по радио. А жена, вместо того, чтобы хоть разок растрясти внушающую своими объемами невольное уважение — особенно человеку, неподготовленному к такому зрелищу заранее — задницу, занявшись какой-нибудь из разновидностей оздоровительной гимнастики, обходилась лишь разговорами о таковых с такими же объемистыми подругами, обсуждая плюсы и минусы той или иной системы. И даже какими-то долбаными тренажерами, позволяющими сгонять вес пассивно, лежа в кровати и налепив на себя проводочки, судорожно дергаясь от якобы безвредных электроразрядов, она не пользовалась — может было лень даже просто их цеплять? А вот он, Мышастый, с удовольствием играл в большой теннис — и совсем не для поддержания имиджа или нужных связей, а просто оттого, что ему доставляло это удовольствие. Также плавал в бассейне, заглядывал порой в тренажерный зал, и все это не считая таких мелочей, как игра в биллиард, всяческие бани и еще много чего полезного.

Порой он спрашивал себя: зачем ему нужно было жениться на этой дородной, ограниченной, ширококостной, но узколобой женщине в бигуди? Смешно, но порой ему казалось, что даже на свадьбе она надевала фату лишь для того, чтобы скрыть эти самые дырчатые штучки… Любовь? Вообще-то, наверное. Не хотелось ему быть уж совсем до конца несправедливым — была и она когда-то если не красивой, то весьма симпатичной студенткой-однокурсницей, и крупность форм, еще не дойдя до чрезмерности, в то время ее только украшала, и не была она тогда столь вздорной и ограниченной… Но, наверное, самое главное, что она дождалась его из тюрьмы, не разведясь мгновенно, как это практиковало большинство жен, когда он, в то время директор плодоовощной базы, пожалев денег и не заплатив назначенной ему суммы тем мордоворотом из ОБХСС, запросившим ее с наглой ухмылкой на наглой же физиономии, получил срок на всю катушку, отсидев его впоследствии от звонка до звонка…

Кстати, кто знает, как сложилась бы его жизнь, не попади он тогда в колонию и не прояви твердости и целеустремленности, не позволив сломить себя ни ненавистным и презираемым им до сих пор уголовникам, ни тюремной администрации. Зато теперь огромная свора этих самых уголовников служит ему пусть не за страх и не за совесть, а за деньги, но при этом искренне его уважая, а также и несколько купленных им ментов, занимающих немалые посты, также стоят перед ним навытяжку по стойке смирно, зная, что он в любой момент может растоптать их фигуры, обтянутые краснопогонными мундирами и при этом даже не поморщиться. Уж лучше получать деньги…

Меланхолическое настроение изредка посещало Мышастого, но его счастье заключалось в том, что он знал, как с ним бороться. И сейчас он уже совершенно точно знал ответ на недавно мучивший его вопрос — как себя встряхнуть, спев некую лебединую песню. В принятии этого решения ему весьма помогла недавняя встреча с Лысым, как он любил его про себя называть. Он же, Мышастый, не имел никакой клички отчасти оттого, что не допустил бы, чтоб его подчиненные, вся эта шушера как-то, и наверняка по-хамски, в соответствии со своим интеллектом, а вернее с отсутствием такового, его окрестила; а отчасти, имея такую фамилию, никакой клички и не требовалось вовсе. Эта фамилия долгое время являлась причиной переживаний его дочери, пока, повзрослев, она не уразумела, что лучше быть здоровой и богатой Мышастой, чем бедной и больной кем угодно еще…