Это было жаркое, жаркое лето

— Слушай, — заволновался Сидорчук, — а как мы их будем?.. Неужели с презервативами? У нас ведь их и нет, да и не люблю я с ними — кончаешь не в бабу, а в резинку какую-то. Что мы, электрики какие, чтоб в резину паковаться?

— Будут у них презервативы, — успокоил его Мышастый. — Они без них к клиентам не выезжают. А вообще, ни к чему они нам, я распорядился, чтобы привезли самых чистеньких, за них головой отвечают.

— Ну, разве что так, — успокоился наконец Сидорчук. — Черт, скорее бы…

Вскоре послышался шум подъезжающей машины.

— Пошли в прихожую, — позвал Мышастый, — оценим.

Плечистый парень в кожаной куртке, выполнявший функции шофера-охранника, с порога почтительно поздоровался с Мышастым, затем с остальными. Обошлись, естественно, без рукопожатий.

— Вводить? — коротко спросил парень и, получив утвердительный ответ, махнул с порога рукой:

— Девочки, сюда!

Из «Жигулей» — шестерки не спеша — то ли испытывая неуверенность, то ли наоборот, вылезли четыре девицы, все как одна в коротеньких мини-юбках и туфлях на высоких каблуках.

— Им не холодно? — заботливо поинтересовался Воловиков.

— Форма такая, — пояснил парень. — Чтобы ноги посмотреть и все такое.

— Ну-ну, — пробурчал, словно будучи чем-то недовольным, экс-мэр и Мышастый посмотрел на него с интересом — удивительно, но этот тертый калач испытывал, кажется, легкое смущение и именно его пытался прикрыть своей весьма странной в подобной ситуации ворчливостью.

Принялись оценивать девиц. Сразу была забракована чересчур пухленькая девушка с большим ртом и перебором косметики на лице. Высокая, с длинными ногами, блондинка, понравилась одновременно Воловикову и Желябову. Две оставшихся тоже были ничего, но должны были прибыть еще восемь кандидатур, поэтому решили пока не делать поспешного выбора. Воловиков, сделав знак Мышастому, отвел его в сторонку и тихо произнес:

— Слушай, Антон, как-то нехорошо получается — оглядываем, понимаешь, как лошадей на базаре, разве что не щупаем да в рот не заглядываем. Давай как-то анонимно, что ли? В общем, ты командир, ты и рули. — Желябов, прислушавшись к шепчущему Воловикову, подтвердил:

— Точно, Антон, верно он говорит. Как-то все это не очень…

Мышастый кивнул и дал кожаному парню указание исчезнуть пока вместе со своей командой и ждать дальнейших указаний.

Тот увел девиц сидеть в машину… Еще две автомашины прибыли почти одновременно и вскоре гостиная заполнилась толпой народа… Трое в принципе уже сделали свой выбор и только Сидорчук, разгоряченный, все вдохновенно метался между девицами, которых заставлял поворачиваться, щипал, и разве что не заглядывал под юбки — одной даже пришлось по его требованию зачем-то несколько раз присесть, словно он задумал проверить ее на выполнение норм ГТО. Воловиков с остальными с усмешкой смотрели на его кипучую деятельность. Затем, когда все вышли, они, после короткого совещания, объяснили ребятам, какие именно девушки им понравились. В итоге машины уехали, оставив уже изрядно притомившимся от затянувшейся процедуры мужчинам шестерых молоденьких девиц возраста примерно от восемнадцати до двадцати лет. Самой старшей, понравившейся одновременно Воловикову и Мышастому, было около двадцати пяти.

Девушки молчали, слегка настороженно приглядываясь к выбравшим их мужчинам и неуверенно переминались с ноги на ногу. Воловиков, неожиданно для всех приняв на себя командование, сделал широкий жест в сторону банкетного зала:

— Прошу, сударыни!

Девушки робко потянулись в указанном направлении. Через некоторое время, которое было не без успеха потрачено на акклиматизацию девиц с помощью щедро подливаемого им спиртного, одна из них, тонкая изящная блондинка с затейливой пирамидой пышных волос, сидя на коленях Воловикова, уже звонко хохотала над одной из его шуток, которыми он, подобно старому опытному ловеласу, щедро потчевал свою избранницу между беспрерывно подсовываемыми ей рюмочками коньяка. Мышастый, тоже не теряя времени даром, уже успел оценить упругость груди той самой, двадцатипятилетней, запустив ей руку под блузку, и остался нащупанным вполне доволен. Желябов пока только присматривался к оставшимся четырем, не сделав своего выбора, а Сидорчук почему-то больше налегал на сало и горилку, которые по его требованию неукоснительно присутствовали на каждой их трапезе и, очевидно, испытывал какой-то временный спад после титанической работы оценщика, проделанной им в прихожей.