Это было жаркое, жаркое лето

«Боже мой, да их здесь человек двадцать, не меньше! И если все они решат со мной что-нибудь сделать…» Тут, к счастью для девушки, внимание этих страшных на вид мужчин было отвлечено приездом еще одной вереницы машин, которая остановилась впритык к первой и оттуда также повысыпали устрашающего вида личности, как она догадалась, приехавшие на подмогу ее драгоценному хозяину. Никакого облегчения ей это не принесло, никто из вновь прибывших спасать попавшую в переделку женщину явно не собирался. Да и кем она для них являлась — ее и в лицо-то знал, может, один только Ворон, которому сейчас было явно не до секретарши своего патрона. Но и то, что на нее хотя бы перестали глазеть, Таня восприняла как добрый знак. А тут, к ее счастью, все принялись внимательно наблюдать за действиями Бодрова, который, оставаясь сидеть в машине, начал вести по телефону переговоры с Мышастым. Закурив, боевики старались не пропустить ни единого слова из разговора пьяного пахана, доносившегося из открытых дверей его автомашины, ведь от того, чем закончится этот разговор, сейчас могла зависеть жизнь каждого из них. С облегчением убедившись, что никто из этих подонков больше не обращает на нее внимания, Таня бочком, тихо-тихо шмыгнула за ближайшую автомашину, а затем, как ей казалось, незаметно перебралась за другую, с радостным волнением убеждаясь, что спасительный лес становится все ближе и ближе, как вдруг…

— Куда, сучка, намылилась? — раздался возле самого ее уха насмешливый голос Шишки. Он старался говорить как можно тише, чтобы его законной добычей не заинтересовался кто-нибудь еще, если кто-либо также отслеживал скрытные Танины маневры. — Далеко собралась, красавица? — Огромной узловатой пятерней он больно ухватил ее за руку и, воровато оглянувшись, поволок свою жертву в лес, а за ним тут же устремился еще один соискатель Таниных прелестей, который, подобно Шишке, ни на секунду не спускал с нее глаз.

— Я первый! — злобно бросил Шишка, с неудовольствием заметив приближающегося конкурента, когда все трое уже почти достигли леса.

— А вот хрена тебе! — нагло ответил тот. Он был не менее массивен в мышцах и авторитетом среди членов шайки пользовался также не меньшим. — На двоих поделим!

Раздраженно плюнув себе под ноги, смирившись с ситуацией, Шишка сорвал свою злость на беспомощной женщине:

— Да иди же ты, шлюха, кому сказал! — Он рванул ее за руку и для большей доходчивости хлестнул ладонью по лицу.

— Товар не попорть, мудак! — не одобрил его действий второй. — Что, потом такой, в синяках, пользоваться прикажешь?

— От мудака слышу! — не остался в долгу шишковатый…

Бодров, сделав три мощных глотка и с неудовольствием констатировав, что полулитровая плоская бутылка опустела, кинул ее прямо в салоне, на пол, и, взяв сотовый телефон, попытался сосредоточиться, унимая шум в голове. «О, Антон!

Послушай слова мои! Я пришел к тебе с миром!.. — хотел было торжественно провозгласить он, как это делали древние, только он позабыл кто именно — может, римляне… но тут же спохватился:

— Что я, с ума сошел? Говорить такую херню!..» Утирая носовым платком бурно проступающий по всему лицу пот, он с раздражением размышлял, на кой хрен ему сдался пиджак, который давно пора было снять.

— Привет, Антон! — начал он в итоге совсем незамысловато.

— Привет, Бодров, — также незамысловато и весьма сухо ответил Мышастый.

— Вот видишь, я все же нашел тебя, как и обещал, — не удержавшись, похвастался Лысый.

— Я, собственно, и не прятался, — заметил Мышастый. — Просто дел много. Я же сказал тебе, завтра поговорим.

— Но я хочу именно сегодня! — упрямо заявил Лысый. — Выходи сюда, мы с тобой мирно побеседуем. Я совсем не собираюсь с тобой цапаться, не разобравшись прежде, в чем дело.

Но кое-что нам с тобой все же придется прояснить.

— А раз так, зачем ты привел с собой свою кодлу? — резонно возразил ему Мышастый. — Иди лучше ты сюда. Здесь, у меня и поговорим.

— Ладно, — согласился Бодров. — А в знак того, что мы не таим зла, давай открыто покажемся друг другу на глаза. — И первым, решив продемонстрировать свое бесстрашие, принялся с кряхтением вылезать из машины. — Вот он я! Я, сам Бодров!

— заорал, наконец насилу высвободив свое тело, Бодров. Он развернулся лицом к особняку и для пущей убедительности сопроводил свои слова ударами кулака в собственную грудь. — Антон, покажись же и ты! Я хочу тебя видеть!