Это - Гана

Газеты помещают фотографии растерзанных автомобилей. В одной из них снимок сопровождается такой надписью: «Как известно нашим глубокоуважаемым читателям, мы всегда были противниками публикации страшных фотографий на страницах нашей газеты. Но сегодня после долгих раздумий мы пошли на то, чтобы поместить фотографию машины с ее погибшим владельцем. Пусть это послужит уроком легкомысленным водителям».

Фотография появилась перед Рождеством.

На следующий день все газеты напечатали призыв — «Если пьян, не садись за руль, если сел за руль, не пей!»

Но различные предостережения помогают мало. Машины разномастны — от новейших фордов до грузовиков времен первой мировой войны. Многие из них дышат на ладан. Обычно машины перегружены и шоферы ездят значительно быстрее, чем положено. Никогда и нигде не видел я такого перемещения людей. Кажется, вся Гана куда-то едет, спешит…

Железные дороги строились англичанами с узкоспециальными целями: они соединяют Кумаси — центр района разработок золота, алмазов, бокситов и разведения какао — с побережьем и с Аккрой. Поезда везут руду, мешки с бобами какао и стволы деревьев к кораблям, ожидающим в порту Такоради.

И если вы торопитесь и у вас нет своей легковой машины — придется взгромоздиться в переполненный мамми-лорри. Грузовички спешат.

Пускай об этом пишут все, но умолчать невозможно. Грузовички — вид фольклора. Кажется, что все шоферы участвуют в грандиозном соревновании на оригинальное название машины. И достигают в этом вершин. Надписи можно делить на классы и виды, собирать, как марки.

Марат Зименков поддался благородной страсти коллекционирования. Он записывает названия мамми-лорри. Черная тетрадь в клеенчатой обложке лежит у него на коленях. Список уже переехал на третью страницу. Марат пытается остановиться, закрывает тетрадь, но в этот момент из-за поворота показывается, позвякивая всеми составными частями, шарабан с белой надписью над ветровым стеклом: «Спасибо маме». Марат тяжело вздыхает и открывает тетрадь снова.

Надписи — афоризмы, цитаты, пословицы, поговорки.

Иногда можно проследить источник названия. Например, христианство, но несколько отредактированное — «Неисповедимы пути господни… и женские». Хотите короче? Пожалуйста: «Сам попробуй!», «Все еще еду» — написано на престарелом рыдване.

Я спрашиваю шофера, мистера Кофи, как называется наша машина. Кофи долго и заразительно смеется:

— Никак не называется.

И косится на Энгманна. Энгманн делает вид, что нет ничего интереснее, чем карта автомобильных дорог. Энгманн вряд ли позволил бы портить надписями голубую обтекаемость «оппель-капитана».

— Но, по-моему, у всех машин в Гане есть названия, — продолжаю я.

— Можно сказать, что машина называется «Почему», — выпаливает Кофи.

— «Почему»?

— А чем хуже другого?

И в самом деле, не хуже.

Мы тоже поддались увлечению. Но оказывается, совсем не так просто — придумать удачное название для машины.

Слева, то появляясь за пальмами, то исчезая за крышами прибрежных деревенек, одинаково, но не однообразно поблескивает океан. Вот что не изменилось со времен португальцев. Впрочем, это единственное, что не изменилось совсем.

Между дорогой и полосой песка растут обязательные кокосовые пальмы. Этого в португальские времена не было — пальмы посажены людьми. Под пальмами оживленно. Хижины в тени, сети рыбаков разложены на песке, у самого шоссе серебряной дорожкой сушится рыба. И везде люди.

А еще лет двести назад путешественники, попадавшие в эти места, писали о непроходимом тропическом лесе. Со слонами, леопардами и обезьянами. Одну обезьяну мы все-таки встретили — она сидела на веревке у входа в лавочку и лениво чистила банан.

Мы останавливаемся, заметив, что ребятишки, забравшись на пальму, сбрасывают кокосовые орехи. Ребята охотно делятся с нами орехами и даже рубят их для нас большими ножами. Вдруг с берега доносится крик, и наши новые знакомые, бросив недопитые орехи, летят к океану.

— Хотите посмотреть? — опрашивает Энгманн.

Мы не знаем, на что, но, конечно, соглашаемся.

Оказывается, вытягивают сеть. Длинная вереница здоровенных парней тянет канат. Тянут, ритмично наклоняясь в такт песне.

Все внимание деревни приковано к сети — она должна вот-вот показаться из бурунов. Из-за деревьев появляются женщины с мисками и тазами на головах. Ребятишки крутятся вокруг рыбаков, хватаются за канат (и получают тут же по соответствующему месту), лезут по пояс в воду, чтобы первыми разглядеть, что попалось в сеть.

Невесть откуда прибывают зрители вроде нас. Берег оживает.

Наконец замечаешь, как бурлит вода между двух валов. Этот водоворот — мотня. Вот она медленно вылезает на песок, шевелящимся, дергающимся серебряным шаром. И как ни стараются рыбаки разогнать любопытных, сеть нельзя разглядеть за их спинами. Толпа — как на улице вокруг заблудившегося ребенка.

Мы с минуту выдерживаем тон, а потом, будто подхваченные неведомой силой, бросаемся в центр толпы. А вдруг попалось что-то такое?..