Это я, Эдик

– Разделся бы хоть, козлина! В снегу весь, а туда же. Забудь об этом Ваське, урод он вонючий, а ведь как я его любила! В душу плюнул, сволочь… Ты хоть не собираешься сказать, что кого-то завел? А хоть бы и завел, не больно ты мне и нужен, лох позорный. Другие вон собак забивают, чтобы девушку ублажить, а ты? Даже крысу поймать для меня не можешь, добытчик хренов, или хоть жабу.

– Танюшка, ты моя единственная! Я щас, я быстро разденусь. Какие зимой жабы, опомнись! А крысу я тебе в другой раз притащу, клянусь.

(От редактора: Ну, по сравнению с другими «уродовскими мемуарами» не такая уж и гадость.)

Пока он стаскивал рваный тулуп и разувался, Таня поведала об удачном преодолении очередного экзамена. Дескать, показала старому преподу грудь и дала ее потискать, а он и расклеился.

– Ух, как станете воспитками! – восхитился Ганя. – Только грудь? – вдруг насторожился он. – Не врешь?

– Да иди ты к шайтану! Блажен обманутый!

– Это я, что ли, блаженный?

– Да какой дурак на такую чепуху польстится? Вот если бы я ему стопарь самогону плеснула, или бычок смачный дала посмолить, или на худой конец в рот взяла, а то бабью титьку пощупать. Тьфу, бестолковый до одури.

– А чего тогда?

– Так я тебе и рассказала, дебил. Пофантазируй.

– Сука ты, – обиделся Ганя. – Не буду тебя трахать.

– Вот спасибо, осчастливил!

– Не очень-то и хотелось… А Толик где?

– Поищи пойди. На него решил перекинуться?

– Щас как дам в глаз, – обиделся Ганя и шлепнул девушку по ягодице, сердитое лицо не решился трогать.

В ответ Танюшка замычала и принялась ругать товарища почем зря, понуждая того повторить рукоприкладство. Дошло до того, что она в запальчивости принялась охаживать сама себя половой тряпкой и страшно вскрикивать, как будто ее насиловали. Гане тоже досталось, поэтому он от страха за гениталии поспешил отдалиться от обезумевшей подруги.

– Эй, ты чего? – заорал он. – С ума сошла, что ли?

Это было очевидно всякому – девушка схватила совок и попыталась затолкать его ручку себе между ног, чего бедный парень терпеть уж никак не собирался. Он вырвал инструмент из скрюченных пальцев Танюши и схватил ее за руки, но она продолжала бесноваться, тогда Ганя макнул ее головой в ведро, так только и справился с безумной девкой.

(От редактора: Нет, все-таки порядочная мерзость.)

– Уф, – отплевалась Таня. – Чего это со мной? Эй, ты мне прическу испортил, урод! А ну вытирай.

– Как ни приду в гости, вечно с тобой проблемы… – Ганя выжал половую тряпку и протер ею мокрые волосы подруги, потом смахнул с них размякших насекомых и прочий крупный мусор. – Вроде нормально.

Тут явилась Светка с круглыми глазами и уселась на кровать, и весь ее вид был таков, словно она только что повстречалась с ректором.

– Огурцы-то где? – сварливо спросила Танюшка. – Чего жрать будем? Эй, ты малафейки упилась, что ли? Если много было, так принесла бы в ладошке! Ау, проснись!

– Тихо… – прошептала Света и расправила мокрый подол платья. – Вот они, попки, никуда не делись.

– А чего тихо-то?

– Там Ленка суп варит…

В комнате воцарилась первобытная тишина, только из-за дверей, окна и стен доносились громкие вопли соседок по общежитию и прочие шумы – кто ругался, кто отдавался со страстью товарищу или подруге, кто гремел пустой посудой в поисках объедков, а кто просто голосил от избытка острых ощущений. В остальном же было довольно тихо.

– И что? – спросил непонимающий Ганя. – Где Толик с самогоном, скажи лучше.

Обе девушки обратили на друга змеиные взоры, и у того взопрело в штанах. Танька со Светкой походили на двух волчиц, доведенных голодом до последней стадии бешенства. Оставалось только сказать одно неверное слово, чтобы они набросились на гостя и растерзали его зубами, ногтями и вилками.

– Эй, вы чего?

Ганя вскочил и отодвинулся к дверям, подхватив тулуп в качестве хилой защиты. Рука его зашарила за спиной, чтобы вовремя дернуть ручку и освободить дорогу к бегству. А уж на длинной-то дистанции он их обставит, особенно на морозе.

– Не бойся, дружок, – мурлыкнула Танюшка. – Мы тебя кушать не станем.

– А чего тогда уставились?

– Сейчас ты пойдешь на кухню и стащишь с плиты кастрюлю, – чуть ли не по слогам проговорила Света.

Ганя обомлел от ужаса. Это было, пожалуй, еще хуже, чем оттяпать собственный палец и сварить из него холодец. Если хозяйка пищи застукает вора или найдет его потом по запаху или другим приметам, можно и вовсе с жизнью распрощаться, словно тот пес на базаре, которого Паскудников вчера завалил! Зарежут и на куски разделают, им только повод дай. Вон, в прошлом году один парень отверг любовь мстительной девушки, так от него весной только скелет нашли, да и то неполный.

– Я не хочу, – промямлил Тошнилович. – Можно, я лучше домой пойду?

– Не-е-ет, любимый, – ласково откликнулась Таня. – Сейчас ты незаметно сопрешь кастрюлю, мы ее спрячем в надежное место, а потом со Светочкой сразу же отдадимся тебе в самых непотребных позах, какие ты захочешь.

– И…

– Так тоже.

– А…