Это я, сразивший чудовищ!

Лицо Николая Шувалова со второго «Автопортрета с бабочкой на плече». Раздваиваясь, уменьшаясь, оно уносится вверх, в черноту неба.

В музее.

Виктор Игнатьев, директор музея:

– Удивительно холодной была зима, удивительно холодным был январь. Двадцать четвертого числа вот в этом здании на третьем этаже проходило обсуждение выставки Виктора Каткова, к которому Николай Шувалов относился внимательно и бережно. Он видел в его творчестве некое продолжение своего творчества. Одним словом, он ценил его. На обсуждение выставки Николай опоздал. Отговорили первые ораторы дежурные и вдруг в зале появился, из бокового входа в зал, Николай. Он был в пальто и, что было для него нехарактерно, без галстука, в одном свитере. Рядом со мной было свободное место, он подсел ко мне, мы с ним поздоровались. Рядом сидела жена моя, Наташа. Мы, не перерывая говоруна, обмолвились очень короткими фразами, а потом, когда удалась пауза, я спросил: «Николай, что ты не разделся? Там гардероб ведь работает в музее». И: «Что с тобой?» На его лице была какая-то маска немножко для меня, хорошо знающего его мимику, хорошо знающего, как светятся и что могут выражать его серые, добрые глаза, мне показалось какая-то маска отсутствия. И он, поежившись, сказал: «Мне что-то зябко сегодня».

В мастерской художника Сергея Румянцева.

Сергей Румянцев:

– Была выставка Каткова Евгения. То есть Виктора. Он там был, пришел, какой-то такой довольно печальный. Я запомнил.

В мастерской художника Виктора Каткова.

Виктор Катков:

– Я помню… Как открытие моей выставки было… Пришел пораньше… Ожидал, кто придет… Смотрю, идет Николай Васильевич. А погода в этот день была такая ледяная. Не в смысле там такой сильный мороз – 30—35 градусов, а вот сильный ветер и очень ледяной. Очевидно, перед морозом такое состояние погоды было. Я сразу обратил внимание, – он так поднимался в музее по лестнице, – легкие ботинки, пальто очень легкое. Я говорю: «Николай Васильевич, ты что это так легко вырядился? На улице свистит». «Да вот, понимаешь, – говорит, – промерз совсем».

В музее.

Виктор Игнатьев, директор музея:

– Вдруг произошла такая достаточно длительная пауза. Ну, она часто бывает во время обсуждений, когда ведущий обсуждения говорит: «Товарищи, ну, кто еще что-то скажет?» И вдруг попросил слово Николай. Откровенно говоря, я не помню дословно, чего он говорил. Но я помню, что он больше говорил о смысле творчества вообще. Не конкретно о творчестве Виктора Каткова, а как-то вообще говорил. О назначении художника, предназначении его в жизни, что художник – это над обществом, что его чувствования, его мироощущения, – они выходят за рамки бытовой жизни, что все это и диктует художественную форму. И это как-то очень хорошо его мысль иллюстрировало творчество Виктора Каткова. Резонанса его выступление в общем-то не вызвало. Не произошло ответной реакции. Потому что и публики было не очень много. В основном были художники, которые, ну, я прямо скажу из опыта своей вот такой музейно-выставочной жизни, часто собиралось много людей, которые так: посидели, послушали, а потом… сидели в предвкушении, так скажем, заключительного акта, то есть маленького банкета.

Ну, а потом мы спускаемся по лестнице, я спрашиваю: «Ну, как у тебя дела, жизнь?» Он: «Да, Виктор, трудно». Его беспокоила в это время, очень беспокоила судьба, жизнь сына. Я говорю: «Николай, а в творческом плане?» Он говорит: «Ты знаешь, помнишь у меня стоял большой холст, на котором только прописан фон? Я все-таки хочу сделать огромный групповой портрет нашей костромской интеллигенции, где и уже ушедшие люди, и живущие люди, и мне нужно, чтобы ты пришел в мастерскую попозировать».

И вот уже здесь, в этом месте, выходя, он говорит, вдруг выпадая совершенно из контекста предыдущего, так скажем, разговора нашего, вдруг он сказал: «Ты знаешь, завтра Татьянин день, а она мне все время грезится». Слово-то какое употребил – грезится! Не видится, не там – снится, а именно грезится!

4

Автопортрет Татьяны Шуваловой.

Голос за кадром:

– Татьяна Владимировна – первая жена Николая Шувалова.

Работа Н. Шувалова «Двое» – совсем еще молодые Таня и Николай.

Фотография: Николай и Татьяна сидят за столом и что-то рассматривают.

Голос за кадром:

– Они родились в один год, в один месяц. По свидетельству очевидцев Татьяна и Николай воспринимались, как единое целое. И хотя они были разными по масштабу дарований художниками, но что-то большее, чем совместная жизнь и творчество объединяло их.

В мастерской художника Сергея Румянцева.

Сергей Румянцев: