С потенциальным директором нашей будущей мебельной фабрики - называть мебельное производство заводом всё-таки не совсем правильно - мы с дедушкой познакомились еще на зимних каникулах. Хар Зборский оказался молодым мужчиной, на вид чуть старше двадцати лет - а, начит, в переводе на местный возраст, ему было лет сорок-сорок пять. И, хоть, по количеству прожитых лет, он был ненамного моложе меня, всё же для меня прежней он был слишком молод, а для меня нынешней - слишком стар. Тем удивительнее, что при виде его моё сердце ёкнуло и часто забилось. Эдо Хар Зборский принадлежал к тому типу мужчин, которые мне всегда нравились: спокойные, уравновешенные, с проницательным взглядом тёмных (не обязательно, но желательно) глаз. Он был не слишком высокий, но явно выше среднего, не худой, но и без лишних жировых отложений, подтянутый, весь какой-то на диво пропорциональный, двигался всегда уверенно, не спеша, но и не мешкая, и говорил хоть и мало, но всегда по существу и с должным красноречием. Словом, он казался мне весьма гармоничным человеком во всём: будь то внешний вид, движения, работа или светская беседа. Его волосы и глаза казались одного цвета - цвета бургундского вина, только очень-очень тёмные, почти чёрные, но с явном бордовым отливом.
В присутствии этого мужчины я терялась и робела, как девочка - каковой, впрочем, и являлась для окружающих. Все остальные наши работники знали меня не только как дочку хозяев, но и были в курсе того, что я сама веду многие дела, так как не раз и не два общались со мной. Однако в присутствии младшего Зборского весь мой запал куда-то исчезал - в итоге переговоры с ним всегда проводила Лиона, а я скромно стояла в сторонке, надеясь, что он меня не заметит - и, в то же время, отчаянно желая обратить на себя его внимание. Вот только детской влюблённости мне еще не хватало! То, что я вновь стала ребёнком, и раньше доставляло мне неудобства именно физиологическими реакциями детского тела: я быстро уставала, много спала, могла расплакаться из-за пустяка. Да и все прочие реакции тела были именно десткими, соответствующими возрасту. Например, я восхищалась эдо Харом, любовалась его спокойной красотой, тем, с каким непринужденным достоинством он себя ведёт, но не чувствовала и грамма влечения, которое женщина может испытывать к мужчине. Конечно, существовала вероятность, что младший Зборский просто не привлекает меня в этом плане, но ведь это относилось не только к нему, а вообще ко всем мужчинам и парням, которых я встретила за время пребывания в этом мире. Нет, я уверена, всё дело именно в физиологии: я просто физически не созрела ещё для отношений, как бы дико это не звучало для женщины в моём возрасте.
А потому мои платончиеские чувства к новому директору доставляли мне большие неудобства. Я не могла с ним нормально общаться, как это делала с остальными взрослыми. Мне приходилось лишь глупо улыбаться, когда он, приезжая к нам, дарил мне сладости или очередную куклу. Несмотря на острое желание сделать в этот момент жест "рука-лицо", я в тайне радовалась даже таким знакам внимания от своего кумира, что не могло меня не бесить еще больше.
Сам эдо Хар относился ко мне, как любой взрослый относится к маленькой девочке: по большей части не замечал, а замечая, улыбался и говорил что-то милое. Но хоть не сюсюкал - и на этом спасибо. Хотя, думаю, если бы сюсюкал, моя детская влюблённость прошла бы моментом. Но, увы - младший Зборский оказался и в поведении с детьми удивительно гармоничен и тактичен. Возможно, будь я постраше, то не вопринимала бы в штыки своё увлечение этим мужчиной, но я была в теле одиннадцатилетней девочки, а потому эта моя любовь обречена быть несчастной. Единственное, что меня радовало, так это то, что я не увлеклась каким-нибудь мальчишкой моего физического возраста - это был бы полный аут! Впрочем, впереди меня ждёт гормональный бум, так что и такое развитие событий в будущем я не исключаю, хотя, признаться честно - заранее страшно.