– Теперь ты можешь сделать одно предположение, и, если оно не верно, мы продолжим, пока ты не поймешь, в чем суть.
– Это тарелка? – спросил он.
– Не тарелка, но бутылка.
С минуту он молчал. Думал.
– Я не понимаю.
– Нужно время, – сказала я. – Кролик, но не короб. Он дожевал закуску, чем бы она ни была. Мне попробовать не предложил.
– Я не знаю.
– Дерево, но не листок.
– Я сдаюсь, – сказал он.
– Вуди, но не Миа.
– Я не знаю. Скажи мне.
Некоторое время я продолжала в том же духе – не отвечая, выдавая пары слов, чем невероятно его бесила. Принесли основное блюдо. До сих пор слышу его запах. Что-то сочное, сложное, совершенное, но, хоть убейте, не помню, что именно.
– Классное, но не обувь, – сказала я.
– Прекрати.
– Не прекращается, не движется, не ждет, – произнося это, я видела, как выхожу из машины посреди пробки. Это пробка. Я сказала Марку, что брошу его, если он не назовет ответ (выразилась я куда более цветисто). Но когда чуть позже до меня дошло – легкий удар молнии рассек мне голову, – я больше не злилась. Я поняла. У меня ушло на это больше часа, но я поняла, и радость, внезапная, ошеломляющая, была мне наградой.
Официант продолжал подливать в мой бокал, хотя не помню, чтобы я об этом просила. Десерты были великолепны; мы до них даже не дотронулись. Счет – прекрасно это помню – составил 350 долларов. С тем же успехом можно было просто выложить деньги на стол и поджечь. Это было лучшее, что каждый из нас ел в своей жизни, и мы этого даже не заметили.
– Я рад, что узнал, какая ты на самом деле, – сказал Карл.
Никогда ни до, ни после он не был на меня так зол. Я знала, каково ему. Когда мы вышли из ресторана, я не выдержала и сказала ответ. Потому что он слишком быстро шел, потому что я была на слишком высоких каблуках и не знала, как вернуться в отель. Я сказала ответ и все испортила. Марк был достаточно умен, чтобы выдержать мою ярость и дать мне понять принцип самой, потому что, как только я разобралась, тут же его простила. Карл, напротив, продолжал злиться. Он сказал, что я жестокая и холодная, а на следующий вечер в «Л’Арпеж» сказал, что между нами все кончено.
– Ты не порвешь со мной в парижском рыбном ресторане, – сказала я. – Не из-за этого.
Он и не порвал. После этого мы пробыли вместе еще десять лет, а затем поженились. У нас очень счастливый союз. Стычка в «Тайеване» – зазубрина на наших отношениях. Ни он, ни я никогда об этом не забудем, хотя сейчас все это кажется мне забавным. Самое грустное, что обед пропал навсегда. Это сбой нашего мозга. Он помнит ссору, но не камбалу. Впрочем, а была ли камбала? Я знаю, что ответила, но могу лишь догадываться о том, что съела.
Ее собачья жизнь
Вот как это случилось: возвращаясь с прогулки в парке, мы с Карлом увидели молодую женщину, сидевшую в машине; она разговаривала с собакой. Даже издалека, сквозь лобовое стекло было видно, что это необыкновенное животное. Карл (он никогда не стесняется) постучал в окно и спросил, что это за порода. Мы живем в Нэшвилле, подобное здесь в порядке вещей, никого это не пугает и не удивляет. Девушка рассказала нам печальную историю: собаку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась крошечным щенком, кто-то бросил на парковке; ее подобрали и впоследствии передавали с рук на руки несколько добросердечных друзей – никому из них не разрешалось держать в квартире животных. Так собака оказалась в машине с девушкой, которая объясняла ей, что пришла пора кого-нибудь очаровать и найти постоянный дом.
Очаровывать она определенно умела. Крошечная, гладкая, беленькая. Солнце просачивалось сквозь ее непропорционально большие уши, нежные и розовые, как лиможская чашка на свету. Мы потрепали ей шерстку. Она облизала нам руки. Мы отошли, чтобы все обдумать. И вернулись за щенком.
Я не представляла, что все будет вот так. Думала, дождусь подходящего момента, определюсь с породой, осмотрюсь. По правде сказать, я и сама жила в квартире, где держать собак было запрещено. Но когда судьба стучится в двери, таиться нет смысла. «Давай назовем ее Роуз», – сказал Карл.
У меня перехватило дыхание, голова шла кругом. Мой щенок уткнулся носом мне под мышку, и сотни остроумных собачьих кличек, которые я придумывала в течение жизни, испарились. «Да, – сказала я. – Роуз».
Мне никогда ничего так не хотелось, как завести собаку. Другие девочки росли, мечтая о домах и детях, большой любви и финансовой стабильности; мне же грезились овчарки и терьеры, целые поля счастливых скачущих дворняг. Часть моего детства прошла на ферме, где я была окружена животными: лошади и куры, с полдюжины поджарых котов-мышеубийц; там были кролики, свинья и много, много собак – Гавс и Шустрик, Сэм и Люси, и особенно Обнимашка, который полностью соответствовал своей кличке. С тех самых пор я была уверена, что счастье и подлинная зрелость придут ко мне в тот момент, когда у меня появится собака. Я стану меньше путешествовать. Поселюсь в доме с расчудесной лужайкой. Денег всегда будет хватать на оплату счетов из ветклиник.