Это как день посреди ночи

Затем жизнь стала набирать скорость. И поскольку я был слишком слаб, чтобы бежать наперегонки с событиями, они дистанцировались от меня и делали вид, будто меня нет. У Фабриса родился первый ребенок – очаровательный, пухлый, розовощекий карапуз, – и они с Элен переселились в Оран. Его мать распродала все, что у нее было в Рио-Саладо, и переехала в Айн-Тюрк. Когда я проходил мимо их дома, молчаливого и запертого на висячий замок, в горле непроизвольно вставал ком. Теперь на перекличке моего земного существования отсутствовал немалый жизненный период, и с карты принадлежавшего мне в этом подлунном мире архипелага исчез целый остров. Я стал ходить другой дорогой и огибать квартал, где они раньше жили. Делал вид, что этой части городка для меня попросту нет… Андре, в свою очередь, женился на кузине тремя годами старше его и упорхнул в Америку. Он планировал провести там месяц, но на деле этот медовый месяц затянулся до бесконечности… На хозяйстве в баре остался Хосе, но народ в заведение уже валил не так, как раньше, – всем надоело с утра до ночи гонять бильярдные шары.

Я изнывал от скуки.

Ходить на пляж я разлюбил. Друзья разбрелись по свету, обжигающий песок больше не мог рассказать мне о прелестях праздного времяпровождения, а волны теперь, когда мне было не с кем их делить, заливали огни моих былых мечтаний. Часто я даже не испытывал желания выйти из машины, приезжал на вершину высокой скалы, оставался сидеть и любовался волнами, которые, разбиваясь о молчаливые камни, мнили себя настоящими гейзерами. Мне нравилось забываться вот так на долгие-долгие часы, спрятавшись в тени дерева, положив руки на руль или сцепив на затылке. Крики чаек и детский визг роем кружили в воздухе, рассеивая тревоги, и несли некоторое подобие внутреннего покоя, который я отваживался нарушить лишь поздно ночью, когда на пляже гас огонек последней сигареты.

В голове все чаще роились мысли о возвращении в Оран. Рио-Саладо стал меня раздражать. Все привычное вдруг стало чужим, я больше не узнавал красот городка, не поддавался его очарованию и будто жил в параллельном мире. Да, я видел, что люди остались те же, что и раньше, мне было знакомо каждое лицо, но я боялся, протянув руку, чтобы их коснуться, наткнуться на пустоту. Старый период сменился новым, наступила иная эпоха, я перевернул страницу, и теперь предо мной лежала другая – белая, обещающая множество разочарований, неприятная на ощупь. Пришло время сменить обстановку и двинуться навстречу новым горизонтам. А почему бы и нет? Что мешает сжечь мосты, которые ни к чему меня больше не привязывают?

В душе поселилось одиночество.

Мне хотелось возобновить поиски матери и сестры, предприняв более решительные и конкретные действия. Боже мой, как же мне их не хватало! Без них я чувствовал себя больным и безутешным. Порой, по воле обстоятельств, мне доводилось бывать в Женан-Жато, и тогда в душе вновь вспыхивала надежда получить сведения, способные навести меня на след. Но я недооценивал расстояния, разделявшего меня и обитателей квартала. У них были свои приоритеты и первоочередные задачи; наливаясь злобой, они преследовали одну цель – выжить! Кто теперь вспомнит несчастную женщину с глухонемой дочерью? У людей были дела поважнее. Слишком много народу денно и нощно жизнь забрасывала в Женан-Жато. Былые трущобы, притаившиеся за густыми зарослями кустарника, превращались в настоящий городской квартал с шумными улочками, сварливыми возчиками, настороженными лавчонками, набитыми до отказа турецкими банями, асфальтированными дорогами и табачными киосками. Деревянная Нога по-прежнему был на своем посту, хотя его и здорово прижали конкуренты. Брадобрей больше не брил старикам головы прямо на земле, теперь у него была небольшая, добротная парикмахерская с зеркалами на стенах, вращающимся креслом, раковиной и латунными полками, где он раскладывал свои инструменты. Наше патио полностью отремонтировали, комиссионер Блисс вновь взял все в свои руки. Никто не знал, куда уехали мать с сестрой, ни одна живая душа не видела их после трагедии, а наш бывший маклер заявил мне, что даже если бы столкнулся с ней лицом к лицу, то все равно не узнал бы, потому как ни разу с ней даже не разговаривал. Еще раньше мне удалось отыскать гадалку Батуль. Карты и магическую кастрюлю она поменяла на приходно-расходную книгу, с коммерцией справлялась много лучше, нежели с тревогой человеческих душ, и в ее мавританских банях было не протолкнуться. Она пообещала сразу поставить меня в известность, если вдруг появится какой-нибудь след, но вот уже два года о себе не напоминала.