Это кажется непомерным… но вовсе не означает, что всего этого не было

Общаясь с Экслом, я научился видеть в плохом хорошее, поскольку Эксл всегда был непредсказуемый. Мы, бывало, вели проникновенные, личные разговоры, особенно тогда, когда группа только начинала, и мы все жили под одной крышей. Были мгновения, когда я просто любил Эксла до смерти, потому что он был таким клёвым, когда, бывало, заводил откровенный разговор. Это было просто здорово иметь такого друга, как он, потому что я могу прожить годы и никому не рассказать о том, что у меня на душе, но Эксл совсем не такой, как я; ему нужен был собеседник, кому можно было рассказать о своих чувствах. Когда суета оставалась позади, мы вели эти чудесные, спокойные разговоры тет-а-тет обо всём, что его беспокоило, о том, что он думал. Мы разговаривали о его личных воспоминаниях, обо всём, что имело к нему отношение, интересовало его, о его личных устремлениях и о будущем, которое он видел для группы, обо всём в его жизни. Это был самый лучший способ проникнуть внутрь человека, которым я восхищался; в те моменты Эксл был таким человечным и таким ранимым, и я чувствовал, что между нами существовала связь.

Оборотная сторона Эксла, Мистер Хайд для его Доктора Джекилла, заключалась в том, что, как только ты открывал для себя эту связь, установившуюся с ним, Эксл совершал какой-нибудь поступок, который совершенно перечёркивал всё, что ты знал о нём. Одной из замечательных сторон нашей группы было то, что мы всегда стояли спина к спине независимо от ситуации, в которую мы влипали, но именно это со временем стало трудно делать с Экслом. Он никогда ничего не делал против меня лично, он поступал так, что это ставило под удар всю группу и нашу репутацию среди других музыкантов и наших фанатов. Это было то, что я никогда не мог понять. Но для Эксла это не имело большого значения, поскольку он всегда был готов объяснить происшедшее, а говорить о том, что он сделал и почему он так поступил, Эксл мог долго.

Чем дольше Эксл так себя вёл, тем больше меня мучило сомнение, потому что тот парень, с которым мы, бывало, вели беседы один на один, стал другим, который принимал, как я думал, необдуманные решения. Для меня это стало невыносимым противоречием. В ряде случаев поведение Эксла причиняло вред исключительно группе. Поначалу это не было таким уж огромным вредом; обычно из этого мы извлекали положительные стороны и использовали его поведение для дальнейшего развития группы. В общении с Экслом Иззи был всегда спокоен, а я всегда держался позиции Иззи. Дафф также вёл себя с Экслом в своей выдержанной манере.

Стивен, напротив, часто бывал вспыльчив, поскольку если дело доходило до него, то поведение Эксла, мать его, было неадекватным. Как я и упоминал раньше, Стивен не понимал Эксла, да и не был способен понять его, а потому отвечал ему тем же самым. Что до меня, то я проводил часы напролёт, пытаясь постичь Эксла и то, почему он такой, какой есть, потому что для успеха группе надо было оставаться такой, какой мы её сотворили, сплочённой всему миру назло. Всякий раз, когда Эксл совершал поступок, который принижал нас всех, он отдалял нас друг от друга, чего в принципе быть не должно. По моему убеждению, это подтачивало наш фундамент.

Такие ситуации случались снова и снова не один год, пока мы сомневались в том, оставаться ли нам сплочёнными либо скомпрометированными. Во время записи первого альбома инциденты с Экслом не были настолько драматичными. Как только группа стала больше, выросли и запросы Эксла. А со временем мы выработали в себе привычку попустительствовать Экслу. Если бы этого можно было достичь за непродолжительный период времени, то мы позволили бы Экслу делать всё, что ему заблагорассудилось, и принялись бы говорить ему всё, что он хотел слышать. Со временем у Эксла выработалась модель поведения, к которой он пристрастился затем, чтобы получать то, чего хотел.

Что бывало трудно с Экслом, так это то, что когда никто с ним не соглашался, нас постигал акт возмездия: он швырял что-нибудь, что-нибудь опрокидывал, уходил из здания, или просто уходил разозлённый (fuming) на улицу и увольнялся из группы. В пылу ссоры с ним нельзя было убедить, он походил на ребёнка в приступе раздражения. В такие моменты я размышлял о том, как воспитывали Эксла. Я не собираюсь рассказывать здесь о каких-либо подробностях, но из того, что Эксл мне рассказывал, я знаю, что его детство было не из простых.